«Портрет» Н. В. Гоголя и «Портрет Дориана Грэя» О. Уальда
Повесть Н. В. Гоголя «Портрет» и роман Оскара Уальда «Портрет Дориана Грея» разделяют годы и расстояния. Их объединяет проблема, положенная в основу обоих произведений: нельзя ради наслаждения преступать нравственные законы. В повести Гоголя «Портрет» есть и социальный, и нравственный, и эстетический смысл, есть размышление о том, что такое человек, общество, искусство. Художника Чарткова поначалу мы встречаем в тот момент его жизни, когда он с юношеской пылкостью любит высоту гения Рафаэля, Микеланджело, Корреджио и презирает
Нищета не отнимает у него способности видеть красоту жизни и с увлечением работать над своими этюдами. Он тянется к свету и не хочет превращать искусство в анатомический театр и обнажать ножом-кистью «отвратительного человека». Он отвергает художников, у которых «самая природа… кажется низкою, грязною», так что «нет в ней чего-то озаряющего». Чартков, по признанию его учителя живописи, талантлив, но нетерпелив и склонен к удовольствиям
Своим успехом Чартков обязан тем, что, рисуя портрет светской барышни, который выходил у него скверным, он смог опереться на бескорыстное произведение таланта — рисунок Психеи, где слышалась мечта об идеальном существе. Но идеал был не живым и, только соединившись со впечатлениями реальной жизни, стал притягателен, а реальная жизнь обрела значительность идеала. Однако Чартков солгал, придав незначительной девице облик Психеи.
Польстив ради успеха, он изменил чистоте искусства. И талант стал покидать Чарткова, изменил ему. «Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою», — говорит отец сыну во второй части повести. Эти слова почти дословно повторяют слова Моцарта в пушкинской трагедии: «Гений и злодейство — две вещи несовместные». Но для Пушкина добро — в природе гениальности. Гоголь же пишет повесть о том, что художник, как и все люди, подвержен соблазну зла и губит себя и талант ужаснее и стремительнее, чем люди обычные.
Талант, не реализованный в подлинном искусстве, талант, расставшийся с добром, становится разрушителен для личности. Чартков, ради успеха уступивший истину благообразию, перестает ощущать жизнь в ее многоцветности, изменчивости, трепете. Его портреты утешают заказчиков, но не живут, они не раскрывают, а закрывают личность, натуру.
И несмотря на славу модного живописца, Чартков чувствует, что он не имеет никакого отношения к настоящему искусству. Замечательная картина художника, усовершенствовавшегося в Италии, вызвала в Чарткове потрясение. Вероятно, в восхищенном контуре этой картины Гоголь дает обобщенный образ знаменитого полотна Карла Брюллова «Последний день Помпеи», прямой отзыв о которой помещен как статья во второй части сборника «Арабески».
Но потрясение, испытанное Чартковым от прекрасной картины, не пробуждает его к новой жизни, потому что для этого надо было отказаться от погони за богатством и славой, убить в себе зло. Чартков избирает другой путь: он начинает изгонять из мира талантливое искусство, скупать и резать великолепные полотна, убивать добро. И этот путь ведет его к сумасшествию и смерти. Что было причиной этих страшных превращений: слабость человека перед соблазнами или мистическое колдовство портрета ростовщика, собравшего в своем обжигающем взгляде зло мира? Гоголь двойственно отвечал на этот вопрос.
Реальное объяснение судьбы Чарткова столь же возможно, как и мистическое. Сон, приводящий Чарткова к золоту, может быть и осуществлением его подсознательных желаний, и агрессией нечистой силы, которая поминается всякий раз, как речь заходит о портрете ростовщика. Слова «черт», «дьявол», «тьма», «бес» оказываются в повести речевой рамой портрета. Роман «Портрет Дориана Грея» — о красоте внешней и внутренней, об их соотношении в человеке, о нравственности. Сюжет ее заключается в том, что некий Художник пишет прекрасный портрет очень красивого юноши.
Художник знакомит этого юношу, «чистого душой и помыслами», со своим другом Генри. Генри циничен , обладает даром убеждения, его речи — речи искусителя. Он убеждает юношу , что от жизни нужно брать все, что молодость — высшая ценность, что совесть — лишь трусость и т. д. Дориан меняется в минуту, на глазах изумленных читателей.
Он «искушен», хочет чувствовать все, испытать все удовольствия, сделать из своей жизни произведение искусства. Видя свой портрет, он в сердцах умоляет сделать так, чтобы портрет старел вместо него. Его желание сбывается. Дориан сохраняет молодость и красоту, а главное — его грехи отражаются не на его лице, а на портрете.
И вот Дориану 38 лет. Он все такой же. Его жизнь грешна. Об этом все подозревают, но все подозрения рушатся, стоит лишь посмотреть на его лицо.
Оно невинно, как и двадцать лет назад. Однажды Дориан рассказал тому Художнику, что написал портрет, о своей тайне. И, испугавшись, убил его. Дориан еще делает попытки свернуть на путь добра, мучается и, в итоге, решает уничтожить портрет.
Как только он вонзает нож в картину, он падает мертвым. И все его годы и грехи отражаются на лице героя. А портрет становится таким же прекрасным, как был когда-то. Портрет Дориана Грея олицетворял его совесть и, пытаясь убить свою совесть, Дориан убивает себя.
В романе Оскара Уальда, как и в повести Гоголя, звучит и тема искусства. Она показана в истории артистки Сибиллы Вэн, брошенной Дорианом и лишившей себя жизни. Девушка изумительно играла шекспировских героинь, пока не знала любви, и Дориан влюбился не в нее, а в созданные ею прекрасные образы. Полюбив Дориана, Сибилла сразу теряет свое мастерство.
Воплощать на сцене страсть можно только с совершенно холодным сердцем. Узнав о самоубийстве Сибиллы из газет, Дориан восклицает: «Как бы я плакал, если бы прочел о ее смерти в каком-нибудь романе!» Эта фраза подчеркивает мысль Уайльда о превосходстве искусства над жизнью. Но искусства истинного, в основе которого лежит нравственность. В основе повести Гоголя и романа Уальда лежат мысли о нравственности и искусстве.
Оба автора утверждают, что нет ничего такого, ради чего стоит нарушать законы нравственности. А искусство писатели ставят на высшую ступень человеческого бытия. «Намек о божественном, небесном заключен для человека в искусстве, и потому одному оно уже выше всего… Все принеси ему в жертву и возлюби его всей страстью, не страстью, дышащей земным вожделением, но тихой небесной страстью: без нее не властен человек возвыситься от земли и не может дать чудных звуков успокоения. Ибо для успокоения и примирения всех нисходит в мир высокое создание искусства», — пишет Гоголь.
И ему созвучны мысли об искусстве Уальда.