Тема красоты мира и человека
Мир Федора Михайловича Достоевского пронизан его идеологией, так что отделить одно от другого, не убив целого, невозможно А ведь идея Достоевского не только и не столько в том, чтобы «осветить хотя бы часть этого хаоса » Да, считал он, «у нас есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся. Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся..» Красота — как последнее слово о мире — просвечивает сквозь все противоречия, сквозь весь хаос и дисгармонию, как идеал, как перспектива, возможность и необходимость как цель. Цель — не в борьбе противоположностей,
Но что есть истина? Где в мире Достоевского основание, определяющее, что есть что? «На Западе царство Антихриста. Не в промышленности, а в нравственном перерождении — сила».
Призвание России — «сразиться с Антихристом, то есть с духом Запада», который был для Достоевского синонимом буржуазности. И наконец, Достоевский ре считал народ идеалом, но полагал, что в нем — в отличие от буржуазного человека Запада — жив идеал правды, добра и красоты А если «в народе сохраняется идеал красоты и потребность ее, значит, есть и потребность здоровья, нормы, а следственно, тем самым гарантировано и высшее развитие этого народа» Идея Достоевского — «красота спасет мир» — есть в конечном счете прямое отражение в идейно-образном мире писателя его непреходящей веры в духовную красоту народа. Слово народа и есть в мире Достоевского — центральное, определяющее его мир слово Однако, понятно, эту формулу легче провозгласить, нежели доказать.
Народный образ, слово народа потому могли стать центральными, связующими изнутри воедино расколотый, раздвоенный мир, что, по мысли Достоевского, сама «народная жизнь полна сердцевины» — в отличие от бесхребетной, оторванной от народных корней бесовской нежити Да, безграничность любви Достоевского к народу, безмерность его веры в красоту народного сердца подчас граничили с той умиленностью, присущей многим русским писателям, которая через много лет выльется и в слове Ивана Бунина: «Только один Господь ведает меру неизреченной красоты русской души». Однако тут не только слепое преклонение перед народом, но и принципиальная позиция Достоевского, выстраданная его личным жизненным опытом, соотнесением с историческим опытом России, как его понял писатель. Тут ясное понимание того, что «весь русский интеллигентный слой в целом своем никуда не годится… единицы… весьма бывают и недурны. Совсем другое в народе — в народе целое почти идеально хорошо , хотя, несомненно, довольно есть и зверских единиц, зато, повторяю, целое всего народа и все то, что хранит в себе народ как святыню, как всех связующее, так прекрасно, как ни у кого…» Отсюда и вывод. «Не многому могут научить народ мудрецы наши.
Даже утвердительно скажу, — напротив — сами они еще должны у него поучиться». Именно «в народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни и в грядущем человечестве».