Возвращаясь к Пушкину

Представим себе такую картину. Голодных людей приглашают в банкетный зал. Столы уставлены яствами — от простых, здоровых и сытных до утонченных, изысканных, ласкающих взор. В далеком конце зала — стол, на котором небрежно свалены полуобработанные продукты, объедки, гниль, сухие корки. И вот толпа бросается мимо вкусной и полезной еды — к помоям и жадно на них набрасывается. Неаппетитно и невозможно? Но ведь так ведем себя мы,
Получившие в подарок обязательную грамотность, допущенные к пиру литературы. Мы несемся мимо, жадно устремляясь

к объедкам словесности — бульварному роману и дешевому боевику. И не тошнит! Несколько лет изучаем мы Пушкина. Запоминаем на вскг жизнь: Пушкин — гений. Как люди, притворяющиеся верующими, кланяемся иконе и спешим дальше. И не думаем, что своими руками ампутируем у себя кусок души, сознания, поэтому что незаполненная душа отмирает.
Пушкин действительно «наше все». Когда начинаешь не «проходить», а читать Пушкина, испытываешь легкий ужас: почему он знал все, думал обо всем? Узнаешь о невероятном поступке человека, который оставил благополучную жизнь ради нескольких минут предельного напряжения душевных
и физических сил, ради смертельной опасности. Это Вальсингам! «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю. Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья — бессмертья, может быть, зарок!»
Удивляешься: интеллектуал, умница, тонкий, страдающий человек женится на простушке со словарным запасом слов эдак в двести. Почему? А почему трагический Алеко пришел к цыганам и полюбил Земфиру? «Веселья детского полна, как часто милым лепетаньем иль упоительным лобзаньем его задумчивость она в минуту разогнать умела.
— и наступает раздражающая пресыщенность. Избыток слов, сравнений. Тогда, как глоток чистой воды, спасает Пушкин.
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса.
Люблю я пышное природы увяданье
В багрец и золото одетые леса.
Какая точность и простота, какая «экономия» стихотворного пространства! Изысканность и отсутствие нагромождения слов. «Унылая» — мелкий дождь, «очей очарованье» — что может быть более колдовским, чем эта магия мягкого, повторяющегося «ч». И, усиливая восторг, — «прощальная краса», «пышное увяданье»!
Зоркость взгляда Пушкина невероятна, такое умение видеть пейзаж и мгновенно отбирать те детали, которые точнее всего передадут его цельность, доступно только утонченным гениям японской поэзии.
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Лиственный лес прозрачен, но ветви чернеют. А рядом — зелень, и сверкание, и солнце.
После пушкинской прозы, если читать ее вдумчиво и внимательно, большинство писателей кажутся неряшливо-многословными.
Вспомним «Путешествие в Арзрум» — это настоящий образец изысканнейшей русской прозы, равный которому очень трудно отыскать. Вспомним «Повести Белкина», открывшие целую литературную эпоху. Вообще все написанное Пушкиным выглядит не только емким, содержательным, но и необыкновенно изящным. Попробуйте поменять местами несколько слов на любой из страниц «Пиковой дамы» — и вы поймете, что в пушкинской прозе слова расположены в единственно правильном и гармоничном порядке.
Говорят, что Пушкин устарел. Это ошибка. Читайте Пушкина и найдете близкое и понятное вам. Ведь этот автор многообразен. У него есть «История пугачевского бунта», и «Записки о народном просвещении», и письма к жене, и ужасающе-провидческое: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
И, думаю, на мой век пищи для души и ума хватит с избытком.

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Возвращаясь к Пушкину