Утверждение мысли о влиянии ума уровня образованности на характер Евгения Онегина
В черновике у Пушкина вместо слов «судьба и жизнь» было написано «царей судьба» — значит, и политические разговоры могли вести Онегин с Ленским. Каждый читает «Онегина» по-своему, и я вовсе не считаю свое прочтение правильным. Но для себя я знаю: вот здесь начинает складываться трагедия Онегина.
«Скажи, которая Татьяна?» Ведь Евгений поехал знакомиться с Ольгой. Его интересовала Ольга — возлюбленная друга. Почему же спрашивает он не о ней, а о ее сестре? Почему говорит: «Я выбрал бы другую.» и тут же спохватывается:
— Он в первой юности своей
— Был жертвой бурных заблуждений
— И необузданных страстей.
Но годы, прожитые в фальшивом мире, не прошли даром. «Роптанье вечное души» сменилось равнодушием и к людям, и к чувствам:
— В красавиц он уж не влюблялся,
— А волочился как-нибудь;
— Откажут — мигом утешался;
— Изменят — рад был отдохнуть.
Искренние увлечения сменились игрой; надежды и мечты молодости показались наивными, несбыточными; пришло неверие, а с ним — безразличие к жизни:
— Так точно равнодушный гость
— На вист вечерний приезжает,
— Садится; кончилась игра:
— Он уезжает со двора,
— Спокойно дома засыпает
— И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру. Жизнь — вист, карточная игра; ведется она, чтобы занять время — и только, чтобы как-то протянуть дни, «зевоту подавляя смехом»; и так Онегин прожил лучшие годы: с шестнадцати до двадцати четырех лет.
— Вот как убил он восемь лет,
— Утратя жизни лучший цвет.
Убил! Это не случайное слово — у Пушкина не бывает случайных слов. Конечно, после таких восьми лет Евгений не подготовлен к настоящему чувству, не умеет предаться ему. Этим и объясняется его трагическое непонимание Татьяны.
— Ведь .получив посланье Тани,
— Онегин живо тронут был.
— .И в сладостный, безгрешный сон
— Душою погрузился он.
— Быть может, чувствий пыл старинный
— Им на минуту овладел;
— Но. Но.
Что же помешало Онегину отдаться чувству? Почему он отодвигает, стряхивает с себя «сладостный, безгрешный сон»? Да потому, что сам себе не верит, потому, что, убивая восемь лет жизни, он и сам не заметил, как убил в себе высокое и оставил только низменное, а теперь, когда это высокое готово воскреснуть, — он испугался. Испугался волнений любви, потрясений, страданий, и даже слишком больших радостей испугался — предпочел холодный покой. Разумеется, себе самому он не хочет признаться в этом и объясняет свои поступки для самого себя заботой о юной, неопытной, искренней Татьяне. Проповедь Онегина, на первый взгляд, очень благородна. Будь на его месте обычный светский денди, он не преминул бы именно «обмануть. доверчивость души невинной» , развлечься в деревенской глуши с наивной сельской барышней — и, расставшись с ней, едва она ему надоест, обречь ее на мучения и беду. Онегин не сделал этого — но ведь он не обычный светский денди! Он — как-никак — добрый приятель Пушкина. Он знает цену свету и его «важным забавам», сам Пушкин любит в нем «мечтам невольную преданность» — и вот эти мечты готовы осуществиться: прекрасная, гордая, душевно богатая, возвышенная девушка предлагает ему свою любовь, а он бежит от нее, бежит от своей мечты. Во имя чего?
— Когда бы жизнь домашним кругом
— Я ограничить захотел.
— .То верно б кроме вас одной
— Невесты не искал иной.
— .Но я не создан для блаженства;
— Ему чужда душа моя.
Это неправда! Как может человек говорить о себе: «я не создан для блаженства»?! Все люди созданы для счастья, но не все умеют быть счастливыми, — вот Онегин не умеет, боится. Он проговаривается:
— Скажу без блесток мадригальных:
— Нашел мой прежний идеал,
— Я верно б вас одну избрал
— В подруги дней моих печальных.
Значит, такая девушка, как Татьяна, была когда-то идеалом Онегина! Но идеал этот — «прежний», Онегин больше не верит в него; поздно, как ему кажется, встретил он Татьяну. Ненавидя и презирая свет, он тем не менее заражен его взглядами, его предрассудками:
— Я, сколько ни любил бы вас,
— Привыкнув, разлюблю тотчас;
— Начнете плакать: ваши слезы
— Не тронут сердца моего,
— А будут лишь бесить его.
Почему Онегин так уверен, что иного «семейного счастья» быть не может? Потому что слишком много подобных примеров он видел в свете:
— Что может быть на свете хуже
— Семьи, где бедная жена
— Грустит о недостойном муже
— И днем и вечером одна;
— Где скучный муж, ей цену зная
— (Судьбу однако ж проклиная),
— Всегда нахмурен, молчалив,
— Сердит и холодно-ревнив!
Когда-то, в ранней юности, Онегин верил, вероятно, в возможность высокой любви на всю жизнь. Но свет убил эту веру — и даже надежду на ее возвращение:
— Мечтам и годам нет возврата;
— Не обновлю души моей.
Вот она — главная трагедия Онегина: «не обновлю души моей»! Конечно, с его точки зрения, он прав, он поступает благородно: не веря в возможность любви, отказывается от нее, да еще и воспитывает попутно наивную Татьяну.