Приступая к своей поэме, Пушкин, как правоверный арзамасец, возможно, намеревался пародировать именно волшебную оперу Шаховского, однако в дошедшем до нас тексте поэмы следы этой пародии неразличимы (что, по-видимому, связано с изменением отношения Пушкина к Шаховскому уже в 1818 г.). Следует заметить, что опыты допушкинских арзамасских «русских поэм» тоже опирались на традицию волшебной оперы: характерно с этой точки зрения само название поэмы Батюшкова «Русалка»; замыслу поэмы Жуковского «Владимир» предшествовала его комическая
опера «Богатырь Алеша Попович, или Старинные развалины » (1805 — 1808). Все это объясняет, почему юный Пушкин, приступая к своей поэме, отталкивается от популярного театрального жанра. Сходство поэмы с волшебно-комической оперой не ограничивается сюжетной схемой (и отчасти характерами-масками героев: богатырь, трус, добрый волшебник, злая волшебница, чародей и пр.). С поэтикой красочного спектакля связаны насыщенность сюжета «полетами, сражениями, превращениями» и неожиданная смена картин — через «вдруг» («Вдруг Гром грянул, свет блеснул в тумане»; «По вдруг пред витязем пещера»). В черновиках
поэмы сохранился и эпизод разрушения царства злого волшебника, одновременно с его поражением: — Тогда Руслан одной рукою, — Взяв меч сраженной головы — И бороду схватив другою, — Отсек ее, как клок травы! — И вмиг волшебных башен степы — Дымятся, сыплются падут. Разумеется, было бы неосмотрительно прямо переносить эту оценку с жанра театрального (в котором литературная основа спектакля играла в общем-то подчиненную роль) на жанр литературный. Необходимо проследить наличие этих тенденций в самой художественной ткани поэмы. Своеобразие, особый пушкинский характер поэме придает пронизывающий ее лиризм, что в конечном счете и отличает поэму Пушкина от всех до тех пор известных в русской литературе разновидностей этого жанра. Все темы пушкинской поэмы решаются с помощью контрастов древнего («преданья старины глубокой») и современного (рассказчик-современник постоянно комментирует все события), сказочного и реального (в смысле реальности чувств), высокого и комического, интимного и иронического. Поэма Пушкина также отличается редкой для русской поэзии той поры пластичностью описаний и энергией повествования, что отчасти объясняется тем, что поэт воспроизводит нечто осязаемое, словно постоянно держит перед глазами «действительные», т. е. театральные, события. Но в то же время мы постоянно чувствуем авторскую интонацию, отражающую вольнодумные, просветительские взгляды. Характерно, что, относя «Руслана и Людмилу» к той или иной поэтической традиции, исследователи стремятся обнаружить ее, прежде всего в лирическом строе поэмы. Поэма начата в 1817 г., в то время, когда Пушкин преодолевает захлестнувшие было его элегические настроения, получившие отражение в «бакунинском цикле». Выше уже отмечалось, что в качестве своеобразной реакции на меланхолические (и отчасти мелодраматические) мотивы в пушкинской лирике начинает формироваться иной лирический цикл («Послания к Лиде»), в котором торжествует гедонизм, противопоставленный всему мечтательному, всему потустороннему. Реалистическая тенденция развития творчества Пушкина не может вызывать сомнений. Сходные реалистические тенденции прослеживаются и в повествовательном плане поэмы. Конечно, характеры ее еще условны, это в основном характеры-маски (амплуа), обычные для волшебно-комической оперы, но в то же время уже характер Людмилы обрисовывается достаточно живо. В героине поэт чувствует родственную душу той собеседницы, к которой обращена поэма и образ которой возникает в лирических отступлениях. В «Руслане и Людмиле», поэме-сказке, рисуется мир во всех отношениях гармонический. Хотя сюжет поэмы и основан на соперничестве четырех героев, хотя в конце концов торжествует главный из них, каждый из остальных тоже по-своему утешен; нашел свое идиллическое счастье мечтатель Ратмир, прощен ничтожный Фарлаф и даже гибель жестокого Рогдая смягчена сказочным мотивом: — И слышно было, что Рогдая — Тех вод русалка молодая — На хладны перси прияла — И, жадно витязя лобзая, — На дно со смехом увлекла. — Высокий зачин поэмы: — Дела давно минувших дней, — Преданья старины глубокой На мой взгляд, можно говорить применительно к «Руслану и Людмиле» только о нредромантических тенденциях, а не о романтизме как таковом. Причем сами по себе эти тенденции в определенном смысле были шире собственно романтического направления в литературе. Только чисто формально можно зач
ислить по ведомству романтизма и фантастику, и историческое предание, и элементы народности языка и стиля поэмы и т. п. Заслуживает внимания то обстоятельство, что в первой поэме Пушкина уже различимы многие структурные «блоки», которые станут основой лироэпического сюжета южных романтических поэм Пушкина («Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы»). В самом деле, каждая из них, подобно «Руслану и Людмиле», будет открываться своего рода «живой картиной», изображающей экзотическую обстановку действия.
