Творческая память Набокова

Может быть, портрет юного Набокова продиктован его последующей линией
Жизни? Это вполне допустимо. Но вполне вероятно и другое: с ранних лет в
Набокове вызревал художник талантливый, но элитарный, человек удачливый,
Однако крайне одинокий.
В жизни и творчестве Набокова было несколько навязчиво
Демонстрируемых им знаков:
Мнемозина как антипод Леты;
Бабочки в качестве хобби более важного, чем писательство;
Шахматы, но не партия целиком, а головоломная задача эндшпиля;
Крестословица- так старомодно он именовал кроссворды.

/> Во всем главное — эфемерность, мимолетная красота, виртуозная забава и
Отсутствие прагматичности. По его словам, сладостное удовольствие ему
Доставляли охота с сачком, диковинные композиции на шестидесяти четырех
Клетках, пленение слов в перекрещивающиеся ряды ячеек. Но обязательна
Бесполезность, игра, чистое изощренное искусство. Эти принципы он стремился
Внедрить в литературу.
В эмиграции после университета перед Набоковым встала проблема
Выбора. Желание реализовать себя в литературе двигало им не только как
Осознание своего дара, но и, если угодно, это был реванш за все утраченное.
/> Виртуозное владение словом. Обожествление русской речи предков было его
Инстинктом самосохранения. Он хотел преданно служить традициям того
Жизненного уклада, которому поклонялся с детства.
Но предстояло выбрать жанр. Он писал стихи со времени Тенишевского
Училища, опубликовав на собственные средства сборник еще в России.
Стихотворения юного Набокова свидетельствовали о его поэтической культуре,
Но потрясений не вызывали. Он сочинял пьесы, которые публике не нравились.
Да и смотреть их в Германии было некому. Выбор был сделан в пользу прозы,
Один за другим появляются его рассказы, которые привлекают к нему внимание
Авторитетных литераторов-эмигрантов.
С самого начала ему нужно было для самоутверждения фраппировать своего
Читателя, наносить удары по нервам, бить по самым больным местам без
Жалости и стыда. Изначально для него запретных тем не существовало, и в
Этом уже наметился разрыв с целомудренной отечественной словесностью.
Кстати, заметим сразу, что эпатаж объединяет эти два романа: «Приглашение
На казнь» и «Лолита».
Фамилия Набокова впервые появилась на обложке книги ученических стихов,
Не принесших автору славы. Продолжая свои литературные занятия в Берлине,
Он еще не был уверен в успехе и потому скрыл свое родовое имя, восходящее к
Шестнадцатому столетию, под псевдонимом «В. Сирин». Впрочем, псевдоним
Достаточно прозрачен и многозначен. Правильнее было бы поставить ударение в
Слове на втором слоге, потому что вымышленная фамилия автора вызывала
Фольклорный образ райской птицы. Птица Сирин, ведущая родословную от
Древнегреческих сирен, зачаровывала слушателей райским пением. Вместе с тем
Сама певчая птица была воплощением несчастной страдающей души. В
Псевдониме, таким образом, легко прочесть самооценку и цель творчества.
В. Сирин завораживал ностальгическим повествованием в романах «Машенька»
(1926), «Король, дама, валет» (1928). «Защита Лужина» (1930), где мечты и
Чаяния героев-изгоев, как ни странно, обращены в прошлое. К «Машеньке»
Поставлен эпиграф из «Евгения Онегина»:
.Вспомпя прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь.
Однако все поиски утраченного времени у героев Набокова тщетны. Они
Боятся воскресения прошлого. Начинающий русский беллетрист Ганин мечтает
Увидеть исчезнувшую возлюбленную отроческих лет Машеньку. Стоило любимой
Возродиться из небытия, как Ганин спешит ретироваться, чтобы не встречаться
С ней, дабы греза не стала прозой.
Жизнь писателя-эмигранта в действительности и в тексте романов бывала
Обычно унылой и сумеречной, ирреальной и призрачной. Лишенные в 1922 году
Советского гражданства эмигранты не могли обрести и другого подданства.
Одиночество и неприкаянность — всегдашние спутники героев набоковских
Романов «Машенька», «Отчаяние», «Дар». Но лучшие из набоковских двойников
Стремятся сохранить честь и достоинство, они страшатся чьей-либо жалости и
Сочувствия. Писатель в этой ситуации не мог в дальнейшем просто копировать
Действительность. Голая правда только удвоила бы бедствия. Литература в
Этой ситуации призвана была стать убежищем.
В отталкивании от повседневных тягот складывалась эстетика В. Сирина,
Давшая удивительные плоды в «Приглашении на казнь» и в последующих книгах.
Стимулом творческих исканий Набокова стало преодоление реальности. Роман,
Новелла, стихотворение и просто критическая статья становились антиподом
Действительности, пародией на текущую жизнь и литературу предшественников.
Узоры изысканной прозы прихотливо соединялись в сюжетные линии, которые
Никуда не вели. Слова, поставленные рядом по принципу созвучия, события,
Мало примечательные сами по себе, но памятные по классическим созданиям
Русских или зарубежных писателей, с которыми Набоков амикошонствовал,
Вызывали у образованного человека множество ассоциаций и восторженных
Восклицаний, когда намек, подсказка автора помогали угадать спрятанный
Подтекст, обнаруживали перекличку набоковской фразы с афоризмами Тютчева,
Льва Толстого или Чехова. Это была тоже своеобразная ностальгия по
Классике.
При чтении романов Набокова порой возникает впечатление, что все мировое
Искусство для него всего-навсего черновик, на котором он создает
Собственный опус. Во всяком случае, чужое слово то и дело проступает сквозь
Узорчатую прозу Набокова, а угадывание первоисточников — забавная, по-
Своему притягательная игра, которую истово предлагает автор читателю.
Читатель волен принять условия игры или отказаться, но, проигнорировав
Состязание эрудитов, он — читатель — заведомо многое не постигнет, не
Узнает, ради чего писались «Защита Лужина», «Дар», «Приглашение на казнь» и
В особенности насквозь пропитанная литературными реминисценциями «Лолита».
Цитатность, ассоциативность, тождество или только похожесть имен, лиц,
Ситуаций, событий необычайно расширяют пространство набоковских творений,
Переводят им созданное в контекст мировой культуры, а происходящее в романе
Здесь и сегодня обретает параметры извечного. Конкретные образы наполняет
Смысл, более значительный, чем-то, что имеет непосредственное отношение к
Цинциннату Ц., Гумберту или какому-нибудь иному набоковскому носителю
Экзотических имен и судеб.