Попытка анализа эпизода. (Набоков. «Машенька». Глава II)
В прошлом году, по приезде в Берлин, он сразу нашел работу и потом до января трудился, — много и разнообразно: знал желтую темноту того раннего часа, когда едешь на фабрику; знал тоже, как ноют ноги после того, как десять извилистых верст пробежишь с тарелкой в руке между столиков в ресторане «Pir Goroi»; знал он и другие труды, брал на комиссию все, что подвернется, — и бублики, и бриллиантин, и просто бриллианты. Не брезговал он ничем: не раз даже продавал свою тень подобно многим из нас. Иначе говоря, ездил в качестве статиста на съемку, за город,
Перед нами, собственно, описание истории человека, конкретнее, его работы в чужом городе как способа заработать деньги, а, следовательно, выжить. На мысль о том, что работа имеет вынужденный характер, наталкивает уже синтаксическая
Следующая, условно 2ая часть фрагмента, выводит читателя на качественно новый уровень восприятия. Она начинается предложением: «Не брезговал он ничем: не раз даже продавал свою тень подобно многим из нас». Начало фразы —
«не брезговал он ничем» фактически относится к предыдущему предложению,
Подытоживает его, тогда как конец ставит читателя в тупик: оказывается, что
Такое экзотическое занятие, как продажа тени — обычное в описываемом автором мире явление. Автор расшифровывает понятие «продажа тени» — иначе говоря, это поездки в качестве статиста на съемку, но обратим внимание на смысловую инверсию: основным понятием выступает именно «продажа тени», а остальное — объяснением этого понятия. Такая абсурдность достигается простой вводной конструкцией «иначе говоря», которая, собственно, и подразумевает пояснение предыдущего. Далее мы сталкиваемся с описанием «перевернутого мира», где торговля тенями — обычное времяпрепровождение. Автор обнаруживает поразительный талант через мелочи создавать целостную картину: таковы, например, оксюмороны «балаганный сарай», «мистический писк «. Мир, описываемый в этой части фрагмента, к тому же приобретает разрушительную направленность благодаря ярким сравнениям фонарей с пушками, которые палят «в упор белым убийственным блеском». В том, что «убийственный» — не просто эпитет, но действительная характеристика «балаганного сарая», читателя убеждает «мертвенно-яркая (жутковатое сочетание!) толпа статистов», чьи вполне человеческие, как можно предположить из I части отрывка, лица становятся «застывшим крашеным воском» под действием этого «закипающего света». Хотя человеческое в статистах все же остается, и это человеческое — стыд, дотлевающий в сложных стеклах пушек-фонарей красноватыми зорями, но «сделка» уже совершена, и «безымянные тени Е пущены по миру». Обратим внимание на слово «сделка» — оно ассоциируется с выражением «заключить сделку с дьяволом», предположить существование которого в разрушительном мире вполне оправданно. Так автор подводит итог описанию мира (а проще — жизни), в котором приходится существовать его герою, и выводит хозяина жизни-балагана, убогой, как сарай, и пошлой в своей неуместной яркости — Дьявола, с которым герой вынужден заключать сделки ради собственного выживания — продавать тень, лишая ее имени и права на индивидуальное существование.
Таким образом, мы выяснили, что приведенный фрагмент — художественный текст, в чем убеждают не только яркие образы (толпа статистов, желтая темнота раннего утра), органичные и точные эпитеты и сравнения («десять извилистых верст пробежишь с тарелкой в руке между столиков в ресторане «Pir Goroi»), но и многомерность описываемого мира — с одной стороны, это съемочная площадка, а с другой — реальная жизнь героя. Эпизод характеризует автора как талантливого художника, способного через эстетическую словесную зарисовку не только создать четкий образ, но и выразить им собственную позицию — неприятие пошлости жизни, с которой человек вынужден сотрудничать. Причем, как мы убедились, мировоззрение автора четко просматривается даже в небольшом отрывке из его произведения.
Навигация