Набоков-поэт
Бывают живописные развалины храмов, Бывают недостроенные дворцы.
Ив. Толстой
В начале рассуждений о Набокове-поэте сразу надо оговорить, что поэзия его — это часть целой творческой гармонии писателя. Стихи его разбросаны по романам и повестям. В таком приеме есть даже некоторая оригинальность: обычно прозаики приводят чужие стихотворные строки в своих книгах. Приведу стихотворение из романа «Дар»:
Люби лишь то, что редкостно и мимо, Что крадется окраинами сна, Что злит глупцов, что смердами казнимо; Как родине, будь вымыслу
О, поклянись, что веришь в небылицу, Что будешь только вымыслу верна, Что не запрешь души своей в темницу, Не скажешь, руку протянув: стена.
В материи стиха, в его поэтическом веществе я чувствую пушкинско-блоковские обозначения тайны и свободы искусства. Вспомним у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь.» и Блока: «Вхожу я в темные храмы.»
Стихи Набокова в его эпических произведениях помогают ему скрепить его же прозу, как бы подтвердить верность идеи, потому что принято разуметь поэзию гласом Божьим. Но мне все же кажется, что это — процесс более сложный, даже метафизический. Автор из своих неясных,
Еще в 1919 году, в России, Набоков-поэт говорит:
Приветствую тебя, мой неизбежный день. Все шире, шире даль, светлей, разнообразней, И на звенящую, на первую ступень Всхожу, исполненный блаженства и боязни.
В 1920 году:
Благоговею, вспоминаю,
Творю — и этот свет на вашу слепоту
Я никогда не променяю!
И дальше, хронологически:
Я Индией невидимой владею (1923);
Страна стихов, где боги справедливы (1924);
Улыбка вечности невинная.
Мир для слепцов необъясним.
Но зрячим все понятно в мире,
И не одна звезда в эфире,
Быть может, не сравнится с ним (1928);
Воздушный остров (1929).
Автор также прямо утверждает, что это дано лишь избранным людям (так и хочется вместо «людям» сказать — существам, настолько у Набокова стирается грань между образом человека в человеком-нечто). Навряд ли данные художественные приемы являются продолжением традиции русской классической поэзии, например Державина. В классике нашей все-таки в иные миры улетала всегда душа человеческая, узнаваемая. Рискну предположить, что Набоков уже находился под влиянием западной культуры, в которой нарождался тип сверхчеловека, правда, в чисто внешних проявлениях. Но русскому талантливому писателю не составляет труда вдохнуть в любую схему животворящий дух. Оговорюсь: это сугубо мое мнение.
По явно просматривающимся вехам его творчества мне видно, что его проза являлась вдохновительницей его поэзии. В начале тридцатых годов Набоков пишет роман «Подвиг», в котором фигурирует придуманная им страна «Зоорландия» (говорят, в древности о ней упоминали норманны), собственно говоря — это своего рода образ России, потерянной во времени и пространстве. Данный текст предназначен только для частного использования — 2005 Постепенно Набоков в свой поэтический венок начинает вплетать тему возвращения в Россию-Зоорландию. Обстановке абсолютного тоталитаризма герой противостоять не собирается. Лишь один трогательный романтизм, с которым он «беспаспортной тенью» пробирается отстаивать от дикарей свои «игрушки»: «Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать; и вот меня ведут к оврагу, ведут к оврагу убивать».
Во время работы над романом «Подвиг» написано и стихотворение «Ульдаборг» с подзаголовком «Перевод с зоорландского»:
Смех и музыка изгнаны. Страшен Ульдаборг, этот город немой.
Нет прикрас никаких у решетки. О, хотя бы железный цветок.
Хоть бы кто-нибудь песней прославил, Как на площади, пачкая снег, королевских детей обезглавил их Торвальта силач-дровосек.
Но последний давно удавился, Сжег последнюю скрипку палач, и в Германию переселился в опаленных лохмотьях скрипач.
Из приведенного отрывка ясно, что мимо его Зоорландии пройти нельзя и что она гармонична с автором. Но с некоторого времени тема «Иная страна, иные берега» стала обычным, блестяще отработанным приемом Набокова, с помощью которого он раскрывал жизнь своих поэтических и прозаических героев. Поэт Ходасевич писал о Набокове: «Одна из главных задач его именно показать, как живут и работают приемы».
Набоков публиковался под псевдонимом «Сирин», что обозначает вещую птицу. Выбор псевдонима, мне кажется, тоже объясняет многое в его творческих намерениях и приемах.
Можно еще долго рассуждать о поэзии Набокова, но придешь все равно к выводу, что его поэзия не может существовать вне его прозы, а самое главное в творчестве Набокова — это его внутренняя драма. Россию русскому человеку не может заменить никакая придуманная или даже настоящая Зоорландия.