Романтическая утопия в романе «Герой нашего времени»
«Журнал Печорина», раскрывая историю души «личности ума зрелого», показывает историю нравственных блужданий «современного» Лермонтову человека. Печорин, волей исторических обстоятельств лишенный выхода в мир всеобщих интересов и не могущий удовлетворить своих порывов к героике (гражданским деяниям), обречен «на кипенье в действии пустом»: он пересматривает излюбленные утопии романтиков. Он подвергает их жизненной проверке. Так, уже в «Бэле» мы узнаем о том, как Печорин задумал и учинил поверку жизнью известной романтической
Лермонтов, обратившись к тому же самому сюжету, что и Пушкин, поворачивает его по-другому. Лермонтовский герой завоевывает
В «Тамани» подвергается анализу другая романтическая утопия: «Тамань» развенчивает романтику разбойничьей жизни. В литературе романтизма разбойники обычно изображались как грозные мстители, поднявшиеся на борьбу с обществом во имя идеала справедливого жизнеустройства. Отщепенцы этого общества, они презирали законы жизни, в которой господствовал культ злата, обман, насилие. В своей юношеской поэме «Преступник» Лермонтов, следуя романтическим традициям, рисует разбойников как мстителей, которые убивают и грабят, но не в целях личного обогащения, а во имя идеи осуществления борьбы с ненавистным им миром. Пафос «Тамани» иной. Лермонтов вводит своего героя в круг так называемых «честных контрабандистов». Первоначально Печорину представляется, что он попадает в мир, где все дышит таинственностью и возвышенной романтикой, в среду, где люди красивы, их слова и песни поэтичны, а действия самоотверженны. Но очень скоро он убеждается в том, что движет этими людьми эгоизм и корыстолюбие, а жизнь их характеризует удивительная убогость стремлений и отсутствие всякого духовного содержания.
В «Княжне Мери», единственной из «цепи повестей» в романе, в которой мы наблюдаем, казалось бы, Печорина в родной среде, обнажается «красивая пустота» искусственной жизни современного цивилизованного общества с его романтическими историями и таинственными дуэлями, ведущими людей к гибели нередко из-за ничтожного пустяка.
Кавказское «водяное общество» неоднородно. Здесь мы встречаем приятеля Печорина — доктора Вернера, характеристика которого проливает дополнительный свет и на личность Печорина. Медик по профессии, Вернер охарактеризован как скептик и материалист и в то же время поэт в душе. Человек образованный, он — единственный, с которым Печорин мог толковать «об отвлеченных предметах». Знаменательно, что и познакомились они «в С.», где «среди многочисленного и шумного круга молодежи», когда разговор принял «философско-метафизическое направление», в толпе отличили друг друга.
По своему культурному уровню Вернер — ровня Печорину. Человек «души испытанной и высокой», Вернер пользуется уважением лучших людей общества. «Молодежь прозвала его Мефистофелем, он показывал, будто сердился за это прозвание, но в самом деле оно льстило его самолюбию». «Его приятели, т. е. все истинно порядочные люди, служившие на Кавказе», пытались помочь ему, когда пал его кредит среди больных.
Как и характер Печорина, характер Вернера очень противоречив: у него злой язык, но он добр. Доктор Вернер был беден, мечтал о миллионах, но эта мечта носила отвлеченный характер: бескорыстный по натуре, отличающийся высокими духовными запросами, он «для денег не сделал бы лишнего шагу».
Во внешности доктора Вернера, как она описана Печориным, есть заметное нарушение пропорций, доходящее почти до карикатуры. Как мы уже убедились на портрете самого Печорина, в романе Лермонтова внешность героя и его внутренний облик соотносимы. Диспропорциям во внешнем облике Вернера соответствуют и противоречивые черты в его характере, странности в его поведении, парадоксальные повороты в его суждениях. Как признается Печорин, «он (Вернер) мне раз говорил, что скорее сделает одолжение врагу, чем другу, потому что это значило бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника». Взаимопонимание между Печориным и Вернером было настолько полное, что один мог продолжить ход мысли другого, но могли и морочить друг друга, когда им надоедало всерьез толковать «об отвлеченных предметах».
Вернер — двойник Печорина. Поставив его рядом с «сыном века», Лермонтов раскрывает сложность духовной жизни своего героя, приподнимая завесу над его интеллектуальными интересами, с одной стороны, и показывая, с другой, как скептически начинает смотреть «современный человек» на науку, которая не помогла ему постигнуть цель бытия и найти свое, соответствующее его возможностям место в жизни. Отличает Вернера от Печорина прежде всего то, что он лишен той жажды действенности, которая мучит последнего, бросая его от приключения к приключению.
Кроме доктора Вернера, есть в «Княжне Мери» еще один персонаж, значение которого нельзя недооценивать. Это Вера — единственная женщина, которую Печорин любил и которая, по его собственному признанию, его понимает. Прощальное письмо Веры, где она раскрывает свое восприятие личности Печорина, нельзя не принимать во внимание, характеризуя героя произведения.
Личное счастье не заполнило бы жизни Печорина. Личность мятежная, жаждущая бурь — общеполезной деятельности, он был настроен максималистски. Его устроило бы только обретение идеала гармонического бытия — сочетание деятельности гражданской с полнотой личной жизни. Но идеал гармонического бытия для незаурядной личности в период николаевской реакции был недостижим. Повесть «Княжна Мери» и показывает, какие повороты и наслоения возникают в поведении и психологии мятущейся одаренной личности, обреченной на жизнь одностороннюю.
И потому Печорин, обреченный на одностороннюю жизнь — в сфере мысли, на постоянный переход «от сомнения к сомнению», с тоской вспоминает о временах, давно прошедших, о «людях премудрых», наивных, но убежденных в своих воззрениях, не знавших мук сомнения: «.какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо, с своими бесчисленными жителями, на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и без гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность.» Так Печорин формулирует повое понимание судьбы как власти исторических обстоятельств, предопределяющих жизненный путь и психологию человека его времени. Тем самым оправдывается вынесение «Фаталиста» в конец романа как новеллы, в которой жизненная трагедия героя осознается им самим в свете новых представлений, навеянных последекабристской эпохой.