Анализ третьей части произведения «Дума»
В третьей части совмещаются элегическое раздумье («Мечты поэзии, создания искусства Восторгом сладостным наш ум не шевелят»), сатирическое обличение («Мы жадно бережем в груди остаток чувства — Зарытый скупостью и бесполезный клад») и горькая ирония («И предков скучны нам роскошные забавы, Их добросовестный, ребяческий разврат.»). Элегической интонации соответствуют образы и слова, освященные традицией элегической условности (мечты поэзии, создания искусства, сладостный восторг), которые переплетаются с прозаическими оборотами,
Третья часть лирического монолога делится как бы на две части, каждая из которых заканчивается обобщением. Первое обобщение имеет более абстрактный характер, но обладает большой обличительной силой благодаря типично ораторскому приему-антитезе и усечению строки («И царствует в душе какой-то холод тайный, Когда огонь кипит в крови»). Второе обобщение отличается конкретностью и глубиной внутреннего анализа, психологической обоснованностью («И к гробу мы спешим без счастья и без славы, Глядя насмешливо назад»), едкой иронией,
И предков скучны нам роскошные забавы, Их добросовестный, ребяческий разврат.
По мере движения лирической темы усиливается ее эмоциональная напряженность: от более явных, но и более абстрактные ораторских формул к конкретным и внутренне глубоким психологическим переживаниям. В последней, итоговой части лирического монолога, поэтически передающей будущее молодого поколения, обличительная интонация совмещается с пророческим сравнением, приобретающим глубокий социальный смысл, несмотря на свою внешне бытовую окраску («Насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом»).
Таким образом, элементы оды, сатиры и элегии, совмещаясь в одном лирическом комплексе, оказываются подчиненными индивидуально-конкретному и психологически обоснованному переживанию лирического героя. В лирическом монологе мы видим отражение конкретного лирического содержания с присущим автору взглядом на жизнь, с его личным подходом к явлениям современности. Живая и естественная интонация раздумья подчинена не жанровым канонам, а искренним переяшваниям лирического героя. Именно поэтому она может меняться, отражая ход мыслей и степень его переживаний. Живой авторской интонации отведена ведущая роль в лирическом монологе нарушено традиционное стилевое и тональное единство, что значительно преобразует форму стихотворения. Вместе с тем в «Думе» нет механического сцепления отдельных жанровых особенностей элегии и сатиры. Единство стихотворения достигается благодаря единству авторского переживания, которое свободно и психологически обоснованно воплощается в разнообразных жанровых формах.
Элегические и одические элементы реально ассимилируются в лирическом монологе вследствие естественности и непосредственности лирического переживания. Его конкретно-психологическая обоснованность вызвала к жизни и гневное негодование, и нежные упреки, и социально-философские раздумья. «Смерть поэта» еще более показательна по отсутствию стилистического и интонационного единства, чем «Дума». Одический пафос сочетается в ней с элегическими интонациями, последние же являются в зависимости от степени и качества переживания лирического героя. Классическая элегия, как правило, не знала подобного нарушения интонационного единства: интонация в элегии определялась стилем и общим характером переживания, в то время как в лирическом монологе она целиком подчинена лирическому содержанию. Было бы неразумно говорить и о возрождении одических принципов, потому что конкретное поэтическое содержание определяет ту или иную форму непосредственного «выражения.
Таким образом, в лирическом монологе и элементы оды, и элементы элегии утратили свои, былые, определяемые жанром и стилем особенности и подчинились конкретному лирическому содержанию. Основную роль стала играть естественная интонация, наиболее искренне и непосредственно передающая переживания лирического героя. Лирический монолог явился новой жанровой формой на пути сближения литературы с жизнью.