Главная ⇒ 📕Достоевский Ф. М ⇒ Изучая рукописные материалы к романам Достоевского

Изучая рукописные материалы к романам Достоевского

Среди сочинений Достоевского есть одно, где невольно воплотились некоторые характерные черты той манеры, в которой находили свое выражение творческие замыслы писателя. Речь идет о главе «Великий инквизитор» в «Братьях Карамазовых». Иван рассказывает Алеше содержание поэмы, которую он «выдумал», но не написал. Это только замысел, но, разумеется, рассказ о нем в романе возведен уясе в ранг произведения высокого искусства и не может быть непосредственно сопоставлен с «сырым материалом» записных книжек. Тем не менее, создавая

легенду Ивана, Достоевский как бы передал герою сокровенные свойства своего мастерства, с. которым мы знакомились по черновым рукописям. И действительно, рассказ начинается с предисловия, где поэма ставится в ряд с другими произведениями такого жанра, начиная со средних веков. Затем отмечается ее своеобразие. После анализа «Хождения богородицы по мукам» сказано: «Ну, вот, и моя поэмка была бы в том же роде, если б явилась в то время». Но она явилась в другое время и потому имеет другой, противоположный пафос.
Говоря о громадной творческой работе Достоевского по «выдумыванию планов», мы попутно касались

той органической внутренней связи, которая в этих сложных превращениях существовала между идеей, характерами и сюжетом будущего произведения. Связь эта настолько неразрывна, что можно с уверенностью сказать: каждое сколько-нибудь значительное изменение в идее неуклонно, хотя, может быть, и не сразу, вело за собой изменения характеров и сюжета. То, что в законченном произведении (единство — порой противоречивое — идеи, характеров и сюжета) воплощено очень отчетливо, но уже в неизменном виде, то в процессе творчества предстает как картина подвижная, но в самой подвижности демонстрирующая такое единство особенно ярко. Так, в первоначальных планах «Подростка», когда идея «беспорядка» и «безобразия» современного, «химически» разлагающегося общества трактуется автором прежде всего как результат отсутствия нравственных основ, главным героем романа выступает «Он» — «хищный тип», духовно близкий Ставрогину. Он же — движущая сила сюжета. Центральное место в сюжете занимают поэтому Его интриги, Его инфернальная жестокость и мучения («жучок»), Его отношения с другими трагическими героями (жена, падчерица, мальчик). По мере того как идея о всеобщем разложении «основ» приобретает все более глубокий, современный социальный смысл, по мере того как она приобретает все более отчетливое антибуржуазное содержание, возникает потребность в другом главном герое. Им и становится подросток с его теорией обогащения, превратившейся в страсть и цель жизни. Каким же должно быть в такой структуре романа значение образа «Его»? Достоевский неизбежно пришел к необходимости произвести здесь важные изменения. На той же странице, где зафиксировано окончательное решение автора сделать главным героем подростка: «Полное заглавие романа: ПОДРОСТОК.)}, имеется следующая знаменательная запись. «! ЛИЦО: (тип). Мечтатель. Может быть, это сам Он и есть. №. ГЛАВНОЕ. Лицо это может быть введено не иначе, как органически связанное с романом» (ЛН, т. 77, 98). Итак, намечается вместо «настоящего хищного типа» сделать Его «мечтателем».
Понятие «мечтатель» в языке Достоевского имеет совершенно определенный смысл. Это — человек глубоко неудовлетворенный, ушедший от действительности. Его волнуют мировые проблемы, однако он бездеятелен, ограничен книжным восприятием жизни. Противопоставляя «мечтателей» обывателям, стремящимся лишь к личному комфорту, Достоевский обличал их как «русских европейцев», оторванных от почвы. Галерея «мечтателей», начатая Достоевским еще в 40-е годы (но там, разумеется, эти образы заключали лишь часть того смысла, которым они наполнились впоследствии), была достаточно широкой: от «подпольного человека» до героя романа «Мечтатель», задуманного в середине 70-х годов.
Не сразу, а постепенно, но совершенно неуклонно черты «хищного типа» начинают приглушаться в Версилове (исчезает, в частности, образ загубленной падчерицы). Сравнительно долго сохраняется в сюжете несчастный мальчик, которого жестоко преследует «Он», что на каком-то этапе ощущается автором как некая несообразность. Читаем — запись; «№. НЕПРЕМЕННО. В ходе романа подросток дивится: Как этакий терпимый человек, твердый и высокого идеала, великодушия человек (№. Перенесение обид, учительница и проч.) — как мог Он раздирать рот ребенку» (ЛН, т. 77, 203). Далее образ замученного мальчика исчезает и сохраняется лишь в рассказе Макара Долгорукого о купце. Стушевав черты «хищного типа» в Нем, Достоевский долгое время не хотел терять этой темы в ее первоначальном значении и оттого так много внимания уделял «хищничеству» Лизы. На время она, вместо «Него», который, как «мечтатель», уже не может выполнять такой функции, становится дви жущей силой в развитии интриги романа. Правда (чть очень характерно), она уже связана с Ламбертом и компанией. Постепенно Достоевский все более ощущает необходимость для раскрытия «идеи» подростка именно ламбертовского, буржуазного хищничества и усиливает роль Ламберта в движении сюжета. Достоевский много обдумывает трагический исход судьбы Лизы («Конец Лизы как колокольный звон» — 109), но затем все-таки отказывается от этого образа. Несчастный конец (самоубийство) венчает историю другой героини романа — «запуганной» Оли, по ее характер очень мало похож на характер Лизы. Исключение «хищного типа» Лизы из сюжета «Подростка» связано, по-видимому, с другой идеей романа, о которой мы уже говорили,- с идеей нравственного возрождения. «Исчезновение» Лизы происходит одновременно с «возникновением» образов Макара Долгорукого и «мамы». Новый образ Лизы, совсем не похожий на прежний, определен все той же тенденцией. Это направление романа захватывает отчасти и образ Верси-лова, поэтому задуманное для него самоубийство отменяется, вместо чего в финале изображается картина примирения. По мере раскрытия в Версилове типических черт «мечтателя» его отношения с Ахмаковой, помимо чисто романической стороны (унаследованной от любви «Его» к «княгине» из ранних редакций), изображаются как идейный поединок. «Я бы сама пошла в заговор и стала все разрушать, если бы это могло к чему-нибудь повести»,-говорит Ахмакова Версилову во время их единственного разговора в романе. «Идите на подвиги»,- отвечает он ей. Ахмакова: «‘Подвиги везде возможны, они не уйдут, если и захочу, но укажите мне праведника, и я пойду за ним. А вы не праведник, в вас я не верю; вы можете быть только страдальцем».
Так идея «всеобщего разложения» как следствия буржуазного «беспорядка» и «безобразия» и поиски нравственного идеала организуют и образную систему романа, и его сюжет.

(1 votes, average: 5,00 out of 5)