Романтические детские образы в рассказах Чехова
Принятое среди взрослых строгое разделение общества на социальные группы: за общим столом вместе с детьми из обеспеченной семьи, пользующейся услугами няньки и кухарки, сидит, увлеченный арифметикой игры. А «кухаркин сын» Андрей, и в конце рассказа все дети, в том числе и он, не ведающий еще горя из-за своего низкого происхождения, дружно засыпают на большой маминой постели. Пока здесь вместо жестокого закона сословного неравенства действуют правила простой и доброй человечности. По понятиям ребенка молодая кухарка Пелагея просто не может
Но бывает зло, впечатление от которого даже по наивным понятиям ребенка сгладиться не может. Вместо того чтобы наказать Собаку, съевшую слепых, беспомощных котят, взрослые смеются. А дети плачут. («Событие», 1886). В «Житейской мелочи» восьмилетний Алеша проболтался любовнику своей матери о том, что он с сестренкой Соней тайком встречается с отцом. Поверив честному слову взрослого
С ужасом рассказывая Соне, как его обманули, Алеша дрожал, заикался, плакал: «.он первый раз в жизни лицом к лицу так грубо столкнулся с ложью; ранее же он не знал, что на этом свете, кроме сладких груш, пирожков и дорогих часов, существует еще и многое другое, чему нет названия на детском языке».
В иные минуты дети оказываются способными к мужественному протесту, особенно если совершается несправедливость по отношению к слабому человеку.
В высшей степени чувство справедливости свойственно герою повести «Степь», девятилетнему Егорушке, который едет учиться в гимназию и по дороге знакомится с самыми разными людьми. Этим чувством вызван бунт мальчика против подводчика Дымова. Егорушка видел, как Дымов убил безобидного ужа, исхлестав его кнутом, потом слышал, как он бранился дурными словами и как грубо обошелся с безголосым певцом Емельяном, и без того обиженным судьбой. И когда Емельян, у которого во время ужина Дымов вырвал из рук ложку, заплакал, Егорушка не выдержал — он с ненавистью шагнул к обидчику и проговорил, задыхаясь: «Ты хуже всех! Я тебя терпеть не могу!» Но это, видимо, показалось ему недостаточно по сравнению с тем злом, которое совершил Дымов, и Егорушка продолжал: «На том свете ты будешь гореть в аду! Я Ивану Иванычу пожалуюсь! Ты не смеешь обижать Емельяна!»
Бесстрашный поединок ребенка с рослым, широкоплечим мужчиной — один из самых ярких эпизодов на долгом пути обоза по донецкой степи. Гнев Егорушки возымел действие: спустя некоторое время озорник подошел к Егорушке с объяснением («Ера,- сказал он тихо. — На, бей. Скушно мне!») и даже — неслыханное дело при его буйном нраве — попросил прощения, у Емельяна: «А ты не обижайся, Емеля. (.) Жизнь наша пропащая, лютая!»
Да, детство — счастливая пора, когда кажется, что легко восстановить любую несправедливость и все видится в добром свете. Но не только в добром — ив поэтическом. Вместе с нравственным началом в маленьком существе зреет чувство прекрасного.