Первые стихи и заметки Твардовского
Появляться в печати заметки начали с 1925 года. Авторитет юноши возрос. «Это делало меня, — вспоминает он в автобиографии, — рядового сельского комсомольца, в глазах моих сверстников и вообще окрестных жителей лицом значительным». К молодому селькору стали обращаться с просьбами написать о неполадках, приходили с жалобами на несправедливость начальства. А вскоре появилось и первое стихотворение — «Новая изба». Напечатано оно было в воскресном номере газеты «Смоленская деревня» 19 июля 1925 года:
— Пахнет свежей сосновой
— Желтоватые стены блестят.
— Хорошо заживем мы семьею
— Здесь на новый советский лад!
— А в углу мы «богов» не повесим,
— И не будет лампадка тлеть.
— Вместо этой дедовской плесени
— Из угла будет Ленин глядеть.
— Подписано — «Александр Твардовский».
— Событие!
В ранних стихах юного поэта было нечто такое, что отличало его от сверстников. Он не искал красивых одежек для слова, а давал его как бы обнаженным, однако таким точным, чистым, родниковым, что изображаемый мир становился понятен любому. По словам молодого смоленского поэта С. Фиксина, «истинную
В марте 1926 года в Смоленске проходило два совещания селькоров: уездное и губернское. В числе делегатов — пятнадцатилетний селькор из Переснянской волости Саша Твардовский. На одном из вечерних заседаний объявили о выступлении Исаковского со стихами, посвященными съезду. Однако таких стихов у Исаковского не оказалось, он просто прочел свои стихи. Ободренный простотой и доступностью всего облика известного поэта, юный селькор отважился подойти к нему в конце заседания. Эта встреча запомнилась и Михаилу Васильевичу, понравились ему и Сашины стихи. Попытаемся восстановить события по смоленским газетам тех лет.
Но сначала несколько слов об уездном совещании. Саша Твардовский уже тогда не умел быть сторонним наблюдателем. Чувствуя себя «за все в ответе» — он и выступил на первом в жизни общественном форуме. Было это 25 марта. Горячее, страстное цистумление, полная уверенность в своей правоте, проникновенность и убедительность привлекли внимание собравшихся. Вот что сообщала по этому поводу газета «Смоленская деревня»: «Селькор Твардовский. указал на недопустимое отношение к пересылке газет. У них в сельсовете газеты залеживаются очень дол 1-ое время, идут на раскурку. Нужны самые энергичные меры в отношении лиц, которым поручена пересылка газет, особенно это касается сельских Советов.»
На выступление Твардовского ответил помощник прокурора: «Подобное отношение к газетам со стороны работников сельсовета граничит с преступлением, которое карается по той же статье, что и хулиганство» (Смоленская деревня). Слова помощника прокурора, его поддержка выступления Саши возымели свое действие: в октябре в рубрике «Доставка газеты улучшается» была напечатана заметка «Доставка аккуратна» за подписью: «Ал. Твардовский». И это — не первый пример его борьбы за порядок: много раньше в той же газете (1925, 15 октября) юный селькор остро ставит вопрос о своевременной доставке газет подписчикам, отмечая халатное отношение одного из председателей сельсовета к этому вопросу («Кто губит газеты?»), писал и об иных неполадках. Для подобных поступков одного чувства ответственности мало — в те годы особенно — тут смелость нужна, отвага.
На втором губернском совещании, начавшем свою работу тотчас после уездного, Саша встретился с Исаковским. Тогда же, вероятно, договорились, что новые стихи он привезет в Смоленск несколько позже. И вот, «собрав с десяток стихотворений», Твардовский едет в Смоленск к М. В. Исаковскому. «Принял он меня приветливо, отобрав часть стихотворений, вызвал художника, который зарисовал меня, и вскоре в деревню пришла газета со стихами и портретом «селькора-поэта А. Твардовского».
Стихотворение, привезенное юношей, более подходило по тематике не той газете, где работал Исаковский («Рабочий путь»), а находившейся в том же помещении «Смоленской деревне». Там оно и появилось 21 сентября вместе с рисунком (художник Н. Фомичев). Газетную публикацию предварял эпиграф:
— Много песен стало в нашем крае.
— Все поют о пламенном, большом.
— Кто о чем, а я — об урожае.
— О своем, Мужицком, О родном.
Кто автор эпиграфа? Не исключено, что сам Твардовский, — эти строки очень характерны для его творчества. Работавший в те годы в библиотеке сельской школы Иван Прокофьевич Иванов вспоминает, как однажды подростки пришли в библиотеку и попросили «Конька-Горбунка». Некоторое время спустя стал он библиотекарем в Белкинском народном доме. «Почти каждый день, — пишет он, — приходили ко мне Саша и Коля. Они не только брали книги, но и помогали мне — писать лозунги, выпускать стенгазету, заполнять каталожные карточки».
Сразу же после губернского совещания селькоров, под влиянием выступавших «собратьев по перу» и движимый собственным чувством, Саша написал статью «На бурого вали. А если «бурый» вывезти по может». Всю жизнь Александр Трифонович вел дневники. Первая дошедшая до нас запись датирована 16 октября 1926 года. Время сберегло этот ценный документ.
— «У Мефодьки есть книга приключенческих рассказов. Хочу взять, а с другой стороны, думаю: не нужно. Все эти страхи, вся эта дребедень, против которой я не надеюсь удержаться, вскружит мне голову, замутит ту спокойную, своеобразную поэзию чувств: хаты, амбары, поля, гумна. Деревенское затишье. Я знаю, что мне нужно читать: Касаткина, Подъячева, Горького, Неверова и других крестьянских писателей. У них я найду неисчерпаемый источник любви к серым крышам.».
Автору этих размышлений едва минуло шестнадцать. Скажите, многие ли в этом возрасте так отчетливо представляют главную цель своей жизни? Умеем ли мы беречь столь драгоценную и невосполнимую вещь — время? Увы, не часто. Саша Твардовский умел. Умел с той поры, как осознал главное призвание души. Там, в далеком Загорье, рос мальчик, «чья внутренняя духовная жизнь уже в ту раннюю пору привлекает своей напряженностью, насыщенностью, остротой мировосприятия и драматизмом исканий».
К великому сожалению, в 1933 году Твардовский уничтожил многие страницы ранних дневников, и мы можем лишь сожалеть об их утрате.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)