Трудные дороги Пьера Безухова
В салоне Анны Павловны Шерер появляется толстый молодой человек в очках. Это Пьер Безухов. В лице хозяйки — беспокойство и страх. Что, собственно, ее напугало? Взгляд молодого человека — умный, робкий, наблюдательный и — главное — естественный, который прежде всего и отличал его от всех, находящихся в гостиной. Естественный человек среди всего искусственного, среди кукол. А если вспомнить массивность Пьера, то не напомнит ли он вам Гулливера среди лилипутов? Во всяком случае, Андрей Болконский имел все основания сказать Пьеру: «.ты
Пьер — живой. В этом его сила, но и его слабость: живой — значит ранимый.
Не только для князя Андрея, но и для Пьера на первых порах характерным оказывается «наполеоновский комплекс». Пьер даже видел «величие души» Наполеона в том, что «для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека». (Не находите ли вы в этих рассуждениях определенное сходство с теориями Раскольникова?)
В своих исканиях Пьер идет иным путем, нежели князь Андрей. Он обращается не к рациональному, а к нравственному началу в человеке. Это новый тип героя
Пьер проходит через кутежи, масонство, филантропию (благотворительность, помощь нуждающимся), увлечение Наполеоном, которого сначала считал «величайшим человеком в мире». Только Отечественная война приобщает его к народной правде. Пьер обретает душевное равновесие, лишь постигая народный взгляд на жизнь и отрекаясь от индивидуалистического сознания. В плену при непосредственном, тесном общении с простыми людьми, с Платоном Каратаевым к Пьеру приходит ощущение внутренней свободы.
Образ Платона Каратаева вызывал и вызывает противоречивые суждения. Распространено мнение, что в этом образе писатель воплощает реальную, но слабую сторону нравственного, психологического облика русского патриархального крестьянина, свойственные ему смирение, покорность, непротивление злу насилием и т. д. Высказывается и другая точка зрения, в соответствии с которой Каратаев является воплощением лучших народных черт — добра, трудолюбия, человечности. Бесспорно, что самому Толстому Платон Каратаев был очень близок. Платон, сказано в романе, «остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого».
Для Толстого круглое представляло идеал совершенства, внутренней гармонии, но одновременно в нем заключено представление о замкнутости и ограниченности. Пьер же строил свою жизнь более широко и более осознанно, чем это могло быть у Каратаева.
В данном случае не только толстовские герои, но и сам автор сталкивался с труднейшей проблемой. «Мысль народная», в истолковании Толстого, требовала отказа не только от индивидуалистического, но, но существу, и вообще от индивидуального начала. Провозглашался принцип «роевой» жизни, при котором люди, как пчелы, должны были сообща делать одно дело, никак не выделяясь из общей массы. Пьер, принимая этот принцип, пытается быть таким же, «как все». И князь Андрей старается приобщиться к естественной, народной стихии (найти в себе то, что есть «в каждом солдате»). Существенно, что для них это движение не вниз («к толпе»), а вверх, к постижению высокой народной правды, к народу, нравственные нормы которого становятся для них образцом. Но отказаться от интеллектуальной жизни, от продолжения поисков истины они не в состоянии, потому что иначе они потеряли бы свою человеческую индивидуальность. В работах ряда литературоведов уже было замечено, что истина для автора «Войны и мира» заключается в сопряжении общечеловеческих ценностей, воплощенных в образах главных героев романа, с ведущими принципами народной жизни.
В эпилоге мы встречаемся с Пьером, ставшим счастливым мужем и отцом. Но, в отличие от Наташи, одного семейного благополучия ему все же мало. Он становится членом некоего тайного общества (надо полагать, что речь идет о какой-то ранней декабристской организации; напомним, что действие эпилога происходит в 1820 г.). Когда Наташа спросила мужа, одобрил бы Каратаев его участие в тайном обществе, Пьер честно ответил: «Нет, не одобрил бы.» — и добавил: «Что он одобрил бы — это нашу семейную жизнь».
Чувствуется, что новое направление деятельности Пьера не одобряет и писатель. Получилось так, что герой романа возвращается к уже преодоленным, казалось бы, стремлениям к единоличному переустройству общества. Толстой пишет: «Это было продолжение его самодовольных рассуждений об его успехе в Петербурге. Ему казалось в эту минуту, что он призван дать новое направление всему русскому обществу и всему миру».
Писатель убежден, что этого сделать нельзя. Почему же он снова возвращает Пьера к тем «самодовольным» мыслям, которые должны были бы остаться в прошлом? Да потому, что один из любимых героев Толстого все время в пути, он не останавливается в своих поисках и неустанно ищет истину — бьется, ошибается, начинает и бросает, опять начинает и опять бросает, и вечно борется. Очень хочется напомнить еще раз слова Толстого: «А спокойствие — душевная подлость».
Пьера восторженно слушает сын Андрея Болконского — пятнадцатилетний Николенька. Мечта о славе, об известности, владевшая когда-то его отцом, проявляется в нем с недетской силой. Мысль о героях древних веков его воодушевляет: «Я сделаю лучше. Все узнают, все полюбят меня, все восхитятся мною». Поистине, все повторяется в этой жизни.
Пьера Безухова, несомненно, ожидают тяжелые жизненные испытания. Большой, трудный путь исканий, «проб и ошибок» открывается и перед Николенькой Болконским. Эпилог романа-эпопеи не столько подводит итог повествованию, сколько намечает новые перспективы, что совершенно естественно для жанра, в котором написана «Война и мир».