Именины Наташи Ростовой (Анализ эпизода из романа Л Н. Толстого «Война и мир», т. I, ч. I, гл. XV-XVII)
Когда вы стоите и ждете, что вот-вот лопнет эта натянутая струна, когда все ждут неминуемого переворота — надо как
Можно теснее и больше народа взяться рука с рукой, чтобы противостоять общей катастрофе. (Л. Н. Толстой. «Война и мир»)
«Война и мир» — одна из тех книг, которую нельзя забыть. В самом ее названии — вся жизнь человеческая. А еще «Война и
Мир» — модель устройства мира, вселенной, поэтому и появляется в IV части романа (сон Пьера Безухова) символ этого мира
— глобус-шар. «Глобус этот был живой, колеблющийся
Плотно сжатых между собой. Капли двигались, перемещались, то сливаясь, то разделяясь. Каждая стремилась разлиться,
Захватить наибольшее пространство, но и другие, сжимаясь, иногда уничтожали друг друга, иногда сливались воедино. «Вот
Жизнь, — сказал старичок учитель», когда-то учивший Пьера географии. «Как это все просто и ясно, — подумал Пьер, — как я
Не мог знать этого прежде».
«Как это все просто и ясно», — повторяем мы, перечитывая полюбившиеся страницы романа. И эти страницы, как капли на
Поверхности
Бесконечному и вечному, что есть жизнь человека. Но писатель Толстой не был бы философом Толстым, если бы не показал нам
Полярные стороны бытия: жизнь, в которой преобладает форма, и жизнь, вмещающая всю полноту содержания. Именно с этих
Толстовских представлений о жизни и рассмотрим эпизод именин в доме Ростовых.
Курьезный и нелепый случай с медведем и квартальным вызовет в доме Ростовых у одних добродушный смех (у графа
Ростова), у других — любопытство (преимущественно у молодежи), а кто и с отеческой ноткой (Марья Дмитриевна) грозно
Пожурит бедного Пьера: «Хорош, нечего сказать! Хорош мальчик! Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на
Медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел». Ох, больше бы таких грозных наставлений нашему
Пьеру, может быть, и не было бы непростительных ошибок в его жизни. Интересен и сам образ тетушки — графини Марьи
Дмитриевны. Она «всегда говорила по-русски», не признавая светских условностей; надо заметить, французская речь в доме
Ростовых звучит гораздо реже, чем в петербургской гостиной (или почти не звучит). И как почтительно все встали перед
Ней, и это отнюдь не фальшивый обряд вежливости перед «никому не нужной тетушкой» Шерер, а естественное желание выразить
Уважение почтенной даме.
Таково старшее поколение Ростовых, живущих в согласии с движениями души. А каково же младшее? Всех представил здесь
Толстой: Веру, Николая, Наташу, Петю, родственницу Соню, друга Бориса, не обошел вниманием и будущего мужа Веры — Берга.
Об этой паре хочется рассказать отдельно.
«Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно. голос у нее был приятный.» Вера слишком «умна» для
Этого семейства, но ум ее обнаруживает свою ущербность, когда соприкасается с эмоционально-душевной стихией этого дома.
От нее веет холодом и непомерным высокомерием, недаром она станет женой Берга — именно ему она под стать, этому наивному
Эгоцентрику. «Спокойно и учтиво» размышлял Берг о преимуществе пехоты против кавалерии, не замечая «ни насмешки, ни
Равнодушия» окружающих. Вполне серьезно, совсем в духе полковника Скалозуба, мечтал о вакансиях, полученных за счет
Убитых на войне. «Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, — сказал Шиншин,
Трепля его по плечу». Берг и Вера, увы, несут в себе шаблоны салонной противоестественной жизни. Они не имеют
Собственной жизненной программы, довольствуются заимствованной на стороне. Противоестественно также будет их желание не
Иметь детей:
— Одно только, чтоб у нас не было так скоро детей.
— Да, — отвечала Вера, — я совсем этого не желаю. Надо жить для общества».
В этом их обоюдном согласии (тогда как для Толстого любовь к детям есть одно из самых естественных свойств человека)
— какая-то машинная расчетливость, неприкрытый эгоизм. Так и пройдут они по жизни, извращая подлинное человеческое
Бытие. Да, прав был старый граф, говоря: «Что греха таить. Графинюшка мудрила с Верой.» Вот и «намудрила», что младшая
Дочь в день своих именин поразительно честно и открыто заявит: «Ты этого никогда не поймешь. потому что ты никогда
Никого не любила; у тебя сердца нет». Этой тринадцатилетней девочке уже дано понять душевную пустоту старшей сестры.
«Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка» — такой мы впервые видим Наташу. И с ее образом входит в
Роман тема «живой жизни». Переполненная оптимизмом, она стремится везде поспеть: утешить Соню, по-детски наивно
Объясниться в любви к Борису, поспорить о сорте мороженого, спеть с Николаем романс «Ключ», станцевать с Пьером. Толстой
Пишет, что «сущность ее жизни — любовь». В ней и соединились самые ценные качества человека: любовь, поэзия, жизнь.
Конечно, мы не верим ей, когда она «на полном серьезе» говорит Борису: «Навсегда. До самой смерти». «И, взяв его под
Руку, она со счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную».
«Умна она?» — спросит впоследствии Пьера княжна Марья. «Пьер задумался. «Я думаю, нет, — сказал он, — а впрочем — да.
Она не удостоивает быть умной». «Не удостоивает быть умной»? Поразительно! То есть она изначально отдается
Бессознательному следованию жизни, не снисходя до размышлений о своем месте в ней. Вот Вера и Берг находят свое место —
«жить ради общества». Все действия Наташи определены требованием ее натуры, а не рациональным выбором, поэтому она не
Просто участник определенной частной жизни, ибо она не принадлежит одному семейному кругу, а миру всеобщего движения. И
Может быть, и ее имел в виду Толстой, говоря об исторических персонажах романа: «Только одна бессознательная
Деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он
Пытается понять его, он поражается бесплодностью». Она и не пытается понять свою роль, тем самым уже определила ее для
Себя и для других. «Весь мир разделен для меня на две!
Половины: одна — она и там все — счастье, надежда, свет; другая половина — все, где ее нет, там все уныние и темнота»,
— скажет князь Андрей четыре года спустя. Но пока она сидит за именинным столом, смотрит на Бориса по-детски влюбленным
Взглядом. «Этот же самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки
Хотелось смеяться, не зная чему». Так и обнаруживает себя Наташа в бессознательном движении, и мы видим ее
Натуральность, то качество, которое составит неизменное свойство ее жизни. Между Наташей-девочкой, с ее импульсивным
Порывом навстречу всему живому, между Наташей-девушкой, восхищенной глубокой красотой лунной ночи в Отрадном, и
Наташей-матерью, «с радостным лицом» показывающей пеленку с желтым пятном, нет существенного различия, ибо и то, и
Другое натурально, нефальшиво. Радость матери при здоровье ребенка так же поэтична, как и первый поцелуй, как и восторг
Перед необозримостью и неохватностью жизни.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)