Петр Первый и его эпоха в романе А. Н. Толстого «Петр Первый»
А. Н. Толстой приступил в 1929 году к роману «Петр Первый». В нем он радикально пересмотрел свою точку зрения и отношение к царю-преобразователю. Он был сторонником российской великодержавности и почувствовал, что вскоре основной идеологический критерий классовости в СССР будет заменен критериями «народности» и исторической прогрессивности, призывом укрепления государства во главе с сильнейшим политическим лидером. При таких обстоятельствах бывший граф и смог себе позволить написать роман о прогрессивном царе (в первой журнальной
Первая книга романа (охватывает период с 1682 г., когда Петру десять лет, до 1698 года) — это подробная предыстория будущих свершений Петра. В финале второй книги — начало строительства Петербурга, основанного в 1703 г. В обеих книгах, хотя это, прежде всего, произведение об одном человеке, государственном деятеле (советский исторический роман вообще отличается от многих дореволюционных приверженностью именно к реальным историческим, а не
Петровская Россия показана во взаимоотношениях с Европой в целом и непосредственно с несколькими странами, прежде всего со Швецией, Польшей, мелкими германскими княжествами, а также с сонной Турцией. В ряде заграничных сцен подчеркивается историческая «молодость» России, живость и свежесть отношения к жизни любознательных русских людей.
Россия существует в мире не изолированно, ее отсталость становится угрожающей: даже перед Крымским ханством она в униженном, почти зависимом положении. Франц Лефорт говорит юному Петру, что, хотя бы и вопреки его воле, ему придется многое предпринимать заново и заниматься европейской «политикой»: «Не сам — голландцы заставят.» Страна уже наводнена иностранцами, использующими на собственное благо несметные российские богатства. Элементы европеизации проникли в разные сферы жизни, в том числе быт и умы обитателей кремлевских палат. Немец-лекарь с удивлением слышит, как умирающий царь Федор Алексеевич, старший сводный брат Петра, бессознательно произносит по-латыни стихи Овидия. Фаворит Софьи Василий Голицын, обритый, в европейском платье, заинтересованно беседует с иноземцем де Невиллем и сочиняет проект реформ, более радикальных, чем будущие петровские (вплоть до отмены крепостного права), но не может даже приступить к ним как по слабости характера, так и потому, что время еще далеко не созрело. Немало в романе и приверженцев старины — от царевны Софьи, патриарха Иоакима и большинства бояр до мятежных стрельцов и раскольников. Бунтари из народных низов (образы Овдокима и его товарищей, вспоминающих о Степане Разине) не за сохранение старины, но противники нынешней власти. Это персонажи, несущие идею прогрессивного народного протеста, являются данью все же не отмененному классово-революционному подходу.
Строгого конкретно-исторического характера «государственничество» А. Толстого не имело. Недовольство боярина Буйносова: «Ишь ты, — взялись дворянство искоренять!» — показывает непонимание Толстым важнейшей реформы Петра, слившего вотчинное боярство и служилое дворянство в единое дворянское сословие, которое обязано нести государственную службу. Толстой смог показать направления и способы ряда преобразований Петра (до наиболее крупных из них дело не дошло, т. к. роман оборвался из-за смерти автора на событиях 1704 г.). К ним относится, прежде всего, укрепление государственной, к тому же единоличной, власти, завоеванием выхода к морю были созданы условия для ускоренного развития экономики и торговли, создание современной регулярной армии и флота, культура и быт высших сословий и отчасти богатого купечества были приближены к европейским. Варварские методы данных преобразований показаны не только в отношении низов: упоминается также, кто из местных начальников и за что бит, разжалован, а кто повешен; символична сцена бритья боярских бород, уничтожения «древней красоты», чем занимались с помощью больших овечьих ножниц шуты (бояре не сразу «замечали у ног Петра двух богопротивных карлов.»). Немало в романе и сцен пыток и казней.
А. Толстой, в связи с современной идеей противопоставления старого и нового миров, преувеличивал нищету и невежество допетровской России, акцентировал всеобщее недовольство жизнью, но все же, в целом верно, показал объективно-историческую необходимость преобразований.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)