Мотив дороги в цикли рассказов Тургенева «Записки охотника»
Мотив дороги, постоянно варьирующийся в этих концовках, имеет содержательный смысл. Судьбы людей выглядят незавершенными, ожидается их продолжение за пределами «случайно» прерванного рассказа. Стихия текущей, меняющейся жизни, где «концы» и «начала» затеряны, пульсирует и здесь. Концовки тургеневских очерков не приостанавливают нужного художнику ощущения переменчивости жизни, они постоянно движутся к началам новых и новых встреч, порождая тяготение одного рассказа к другому, «рифмуя» кадры в изменяющейся картине мира
Эта
Известный советский писатель С. П. Антонов в своем разборе «Записок охотника» подметил на первый взгляд незаметные связи между очерками. О конце истории Акулины из «Свидания» мы узнаем, например, в «Бежине луге», где рассказывается, как обманутая «полюбовником»
Точно так же незаконченную историю обедневшего дворянина Радилова перебивает, но, в сущности, подхватывает и продолжает история Овсяникова . Незавершенные судьбы персонажей в одних очерках как бы получают продолжение и завершение в других. Жизнь каждого героя при всей своей конкретности приобретает в контексте цикла некий широкий «сверхличный» смысл, вступая в перекличку с жизнью других, аналогичных героев.
В рассказе «Однодворец Овсяников» история превращения французского барабанщика Леженя в русского дворянина — не более чем курьез, казус, но эта история варьируется в соседнем рассказе «Льгов», порождая мотив несообразности и нелепицы всего крепостнического уклада русской жизни.
Между рассказами есть и прямая тематическая перекличка. Охотник в «Льгове» поджидает приятелей у церкви. Рассматривая могилы этого глухого степного села, затерянного в необозримых пространствах России, он вдруг натыкается «на почерневшую четырехугольную урну со следующими надписями: на одной стороне французскими буквами:: «Под сим камнем погребено тело французского подданного, графа Бланжия…».
Так путем «наплывов» одной истории на другую, одного характера на другой созревает в цикле глубокая мысль Тургенева о нелепице, абсурдности всего крепостнического уклада русской жизни. Дворовый человек Сучок и русский дворянин Лежень при всем различии судеб, в сущности, подчинены одному «закону» — комической бессмыслице, крепостническому самодурству, распоряжающемуся жизнью человека в России. Точно таким же образом складываются судьбы многих и многих героев. Здесь и шумихинский Степушка из «Малиновой воды», и скотница Аксинья с садовником Митрофа-ном из того же рассказа, здесь и безымянный дедушка, дряхлый, слепой и глухой, посаженный «старшими» сторожить горох, и мастер-портной Куприян, произведенный барыней в истопники , и псарь Ермил из «Бежина луга», у которого собаки никогда не жили.
Одна судьба цепляется за другую, возникает единая «хоровая» судьба народа, в условиях беззаконной крепостнической страны. Сила воздействия книги Тургенева да читателя не в гневных авторских обличениях, не в гротескных образах представителей власти. Она — в эпической масштабности рифмующихся друг с другом сотен самых различных и в то же время общих народных историй.
Тема крепостного права претворяется в монументальный образ крепостного ига, оказывающего свое губительное влияние на жизнь всей русской нации.