История создания романа «Доктор Живаго»
В 1956 г. Пастернак закончил работу над романом «Доктор Живаго». Замысел романа «Доктор Живаго», по признанию самого автора, возник у него в 1946 г., когда он был в Грузии на праздновании столетия Н. Бараташвили: «Мне захотелось сделать что-то большое, значительное — тогда и возникла мысль о романе. Я начал со страничек о старом поместье…»
Весной 1954 г. в «Знамени» были напечатаны стихотворения из «Доктора Живаго». Публикация сопровождалась краткой аннотацией: «Роман предположительно будет дописан летом. Он охватывает
Герой — Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной складки, умирает в 1929 году. После него остаются записки и… стихи».
В письме к О. Фрейденберг от 1 октября 1948 г. поэт признавался: «Я год за годом тружусь, как каторжный. И действительно, я до безумия, неизобразимо счастлив открытою, широкою свободой отношений с жизнью, таким мне следовало… быть в восемнадцать или двадцать лет, но тогда я был скован… и не знал так хорошо языка жизни, языка неба, языка земли, как их знаю сейчас». Настроение
Но у поэта бывали и «промежутки отчаяния», когда у него не хватало душевных сил переносить происходящее. «Ужасна эта торжествующая, самоудовлетворенная, величающаяся своей бездарностью обстановка, бессобытийная, доисторическая, ханжески застойная», — писал он В. Шаламову в октябре 1954 г. Ему же Пастернак сообщал, что закончил роман еще в ноябре 1953 г., а теперь работает над подробностями.
Достигнутое посредством «каторжного» труда счастье внутренней свободы расширяло масштабы творчества и создавало у поэта ощущение целостности бытия. Критик В. Воздвиженский отметил вольное дыхание, с которым написан роман.
Еще до окончания произведения Пастернак познакомил с его рукописным вариантом тех людей, мнением которых особенно дорожил. Одной из первых его читательниц была дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон. В то время она находилась на поселении в Рязани.
В письме из ссылки в ноябре 1948 г. Ариадна сообщала Пастернаку свое впечатление о героях романа: «Образы Лары, Юры, Павла больно входят в сердце, потому что мы их знали такими, какими они даны тобой, и мы потеряли их… Как хорошо, что ты сделал то, что мог сделать только ты, — не дал им всем уйти безымянными и неопознанными, собрал их всех… оживил своим дыханием и трудом».
В это время Пастернак тяжело переживал состояние отчужденности в писательской среде: «И, быть может, там все они пишут плохо. Но лучше ошибаться всем вместе, чем ошибаться одному». Его мучили сомнения в своей возможной неправоте и правоте большинства.
В переписке с Пастернаком В. Шаламов высказывал гораздо более жесткую оценку тогдашнего литературного мира, считая, что в нем царит «низость и трусость… забвение всего, что составляет гордое и великое имя русского писателя». В ситуации разобщения Пастернака с писателями в конце 1940-х — начале 1950-х годов были заложены причины той драмы, которая не могла не совершиться при его попытках опубликовать роман «Доктор Живаго» в 1956 г. в журнале «Новый мир» и издательстве «Художественная литература».
По свидетельству сына поэта, в 1956 г. представитель иностранной комиссии Союза писателей привез к Пастернаку в Переделкино представителя итальянского издательства Д. Анджело, которому в официальной обстановке была передана для ознакомления рукопись произведения. Так роман попал к итальянскому издателю Фельтринелли, который вскоре известил автора о намерении издать его. Пастернак ответил: «Если его публикация здесь, обещанная многими нашими журналами, задержится, и Вы ее опередите, ситуация для меня будет трагически трудной», хотя и был убежден, что «мысли рождаются не для того, чтобы их таили или заглушали в самих себе, но чтобы быть сказанными».
Редколлегия «Нового мира» отвергла роман. В письме, написанном Симоновым и подписанном Лавреневым, Фединым и другими, говорилось об «идейном отщепенчестве» Живаго и «антинародном духе» романа. Отказалось публиковать книгу и издательство «Художественная литература». В Италии не прислушались к мнению писателя, и роман «Доктор Живаго» впервые вышел в свет там в конце 1957 г.
Конфликт честного художника с писателями «растленного времени» достиг апогея, когда стало известно о присуждении Пастернаку в 1958 г. Нобелевской премии.
В октябре 1958 г. московские писатели исключили Пастернака из Союза писателей и просили правительство лишить его советского гражданства. М. Алигер, В. Инбер, А. Барто огласили письмо правительству с просьбой выдворить Пастернака за рубеж. А. Галич писал об этом писательском собрании:
Мы не забудем этот смех и эту скуку, Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку.
В писательских речах, по воспоминаниям современников, «звучала поразительная смесь конформистской покорности с исступлением коллективной расправы над инакомыслящим». Поэт отказался присутствовать на собраниях писателей и прислал участникам письмо: «Я знаю, что… будет поставлен вопрос о моем исключении из Союза писателей. Я не ожидаю от вас справедливости.
Вы можете меня расстрелять, выслать… И я вас заранее прощаю. Но не торопитесь.
Это не прибавит вам ни счастья, ни славы. И помните, что… вам придется меня реабилитировать».
Пастернака вынудили отказаться от Нобелевской премии. Поэт оказался в положении загнанного и затравленного:
Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет.
После этих событий Пастернак в письме от 11 ноября 1958 г. писал: «Очень тяжелое для меня время. Всего лучше было бы теперь умереть, но я сам, наверное, не наложу на себя рук».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)