«Молодость» анализ стихотворения Марины Цветаевой
«Но грустно думать, что напрасно была нам молодость дана», — так написал Александр Сергеевич Пушкин об этой замечательной поре в своем романе «Евгений Онегин». Логично было бы предположить, что размышления о молодости начинают мучить человека уже в зрелом возрасте. Однако многие русские поэты задавались вопросом о значении молодости, даже не перешагнув порог своего тридцатилетия.
Марина Цветаева не стала исключением. Едва отметив свой 29-й день рождения, она написала стихотворение «Молодость», написала в два приема с разницей
Первая часть стихотворения — своеобразная претензия к своей молодости, поэтому и звучит неласково: изобилует восклицаниями и повторами. Героиня называет молодость «чужой», «сапожком непарным» и даже «ношей и обузой». Несмотря на близость значения этих слов, воспринимаются они в разном контексте: ношу все равно тащат, какой бы непосильной она ни была , а обуза только мешает, и от нее хочется поскорее избавиться. Разве можно так говорить о своей молодости?
Героиня утверждает, что даже «задумчивая Муза» ничего не взяла из молодых лет, очевидно, считая, что
Да, такая молодость не нужна героине, ведь она «щедростью ее давилась, как щебнем», поэтому «назад не кличет», а прощается с ней навеки, воздавая ей все-таки некоторую дань уважения, что подчеркнуто словами высокого стиля:
Скипетр тебе вернув до сроку — Что уже душе до яств и брашна!
Но уже в самом конце первой части стиха героиня, словно одумавшись, с некоторой долей нежности называет молодость «моя морока», «мой лоскуток кумашный». Это определение с уверенностью можно считать авторским неологизмом, ведь его Цветаева использовала в своей поэме «Царь-девица» для описания Руси: «Русь кулашная — калашная — кумашная!» Но если в поэме это сочетание созвучных слов создает образ скоморошьей пляски, то в сочетании «лоскуток кумашный» вызывает совсем другое чувство — ласку.
Вторая часть стихотворения, написанная двумя днями позже, начинается по-цветаевски резко: «Скоро уж из ласточек — в колдуньи!» Только так: или молодость, или старость — никакой «золотой» середины. Героиня навсегда расстается со своей молодостью, но не сожаления ждет она от сестры своей названой. Нет, она хочет праздника, разгульной пляски, поэтому и просит молодость: «Спляши, ошпарь!»
Необычно, совершенно футуристически, звучит сочетание выбранных омонимов: шаль — платок и шаль — блажь, дурь. Героиня призывает молодость «полоснуть лазоревой шалью», называет «шалая моя», . Она напоминает, что «пошалевали досыта» с ней — подурачились, попроказничали, потешились.
Такая разгульная молодость не могла не оставить следа, поэтому героиня, обращаясь к ней, говорит: «Разор моей души!»
Действительно, молодость самой Марины пришлась на нелегкие годы. В этот период произошло много трагических событий: и ранняя смерть матери, и разлука с мужем, и смерть дочери Ирины. А 1921 год ознаменовался смертью двух важных для нее людей: в августе умер поэт-символист Александр Блок и был расстрелян по обвинению в заговоре другой поэт — акмеист Николай Гумилев.
Эти «коллеги по цеху» были дороги Цветаевой. Возможно, их смерть и подтолкнула ее к решению эмигрировать из России. На долгих 17 лет покинет поэтесса родину.
В таком контексте прощание с молодостью означало прощание с родиной, которую Марина все-таки любила. Таруса, Коктебель, Ялта — вот те места, где она когда-то была по-настоящему счастлива. Возможно, поэтому, расставаясь с молодостью, героиня стихотворения сравнивает ее с любовником: «Как с любовником с тобой прощаюсь…» Она понимает, что эта связь рано или поздно будет разорвана, уже сейчас — «вырванная из грудных глубин». И все-таки она не сожалеет, а благословляет:
Молодость моя! — Иди к другим!
(1 votes, average: 5,00 out of 5)