Два поэтических века одной царскосельской статуи
«Молочница с разбитым кувшином» П. П. Соколова в русской лирике ХIХ-ХХ веков
Вот уже почти два века зимой и летом, весной и осенью сидит она, подперев щеку рукой, и глядит отрешенно-задумчиво на разбитый кувшин, из горлышка которого тонкой струйкой течет прозрачная и холодная вода. И совсем не обращает внимания на шелест деревьев и голоса посетителей Екатерининского парка, а посетители при виде ее, конечно, вспоминают бессмертные строки, посвященные ей поэтом, видевшим ее рождение:
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева
Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой, Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.
Эти строки написал Пушкин осенью 1830 года в Болдине. Почему он вспомнил о печальной царскосельской деве в нижегородской деревне?
Это было время перехода Пушкина в новое качество — мужа, отца семейства, время своеобразного подведения итогов предыдущей жизни, время воспоминаний о прожитом и виденном. И, наверное, Пушкин вспоминал и о прежних увлечениях, о «девах» своей юности. Кто знает, может быть, перебирая их в памяти, размышляя о превратностях любви, поэт припомнил и ту,
Яркости припоминания способствовала и поездка поэта в Царское Село в 1829 году, после девятилетнего перерыва — это героиня одной из басен поэта-классициста Жана Лафонтена , с творчеством которого был хорошо знаком Пушкин. Вот текст этой басни, имеющей название «Молочница и кувшин с молоком»:
Фонтан и скульптура не имеют одного, строго определенного названия. — Ред.
Перетта с кувшином молока на голове Поверх платка Спешила в город быстрым шагом. Она нарочно была налегке — Простая юбка, низкие башмаки; А на ходу Наша молочница прикидывала в мыслях, Сколько дадут за молоко, Как на эти деньги купит она сто яиц, А это — целых три выводка. «Если постараться, — рассуждала она, — То будет совсем не так трудно Развести курочек полон двор; И даже самый хитрый лис Тогда не помешает мне купить за них свинью; А откормить свинью — еще того легче; Когда свинья разжиреет в самый раз, Я и ее продам за хорошие деньги; И разве тогда по нынешним ценам Я не заведу и коровку и теленка? То-то он будет скакать в стаде!» И от радости Перетта подскочила сама, Кувшин упал — Прощайте и коровка, и свинка, и курочки!
Хозяйка стольких богатств Печальным взглядом обводит свою прибыль И бредет объясняться к мужу, Опасаясь, что быть ей битой. Из этого рассказа был сделан фарс: Он называется «Кувшин молока».
Кто в мечтах не выигрывал битв? Кто не строил воздушных замков? Пикрохол, и Пирр, и наша молочница, И безумцы, и мудрецы — Все мы грезим наяву в свое удовольствие, Всех нас обольщает утешный обман: И целый мир у наших ног, И все почести, и все красавицы; Когда я один — никто против меня не устоит, Я низлагаю падишаха, Я царь, меня любит народ, Венец горит на моем челе; Но чуть что-то стряслось, и я пришел в себя — И я все тот же Жан-бедняга.
Как и всякая басня, эта содержит мораль: все человеческие мечты, наши воздушные замки разрушает беспощадная действительность.
Именно эту мысль подчеркнул в своем стихотворении, посвященном статуе Перетты в царскосельском саду, современник А. С. Пушкина Михаил Данилович Деларю , вступивший с ним в своеобразное творческое соревнование:
Что там вдали, сквозь кустов, над гранитным утесом мелькает, Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?.. Ты ль предо мною, Перетта? — Тебе изменила надежда, И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд. Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник: С ропотом льется за край, струйки в долину несет.
Снова здесь вижу тебя, животворный мой Гений, надежда! Так из развалины благ бьет возрожденный твой ток!
С. А. Кибальник в работе «Антологические эпиграммы Пушкина» пишет: «В отличие от Пушкина Деларю в большей степени опирался на сюжет лафонтеновской басни о молочнице. Превращение пролитого молока в животворный источник служит поэту аллегорией разрушенных и вновь возрожденных надежд»