Жанровая структура романа в стихах «Евгений Онегин»
Интерпретируя авторское предисловие к отдельному изданию первой главы «Евгения Онегина», современный исследователь пишет, что Пушкин решил «представить новый тип произведения с его еще не явной жанровой определенностью» (1)-. В дальнейшем сам поэт, его преемники, продолжатели критики, литературоведы пытались проявить этот жанр. Осмысление жанровой структуры «Онегина» еще далеко не окончено и, разумеется, будет продолжено, но тем не менее в настоящей статье фиксируются суммарные результаты многолетней работы в этом направлении.
Действительно, «закон» и «покой» можно связать с устойчивой стороной жанра, с типологической отнесенностью, с канонами, установленными самим автором. «Вольность» при этом означает все изменчивое и гибкое в жанре, привносит в него отступления от канона, обогатив чертами уникальности и неповторимости. Так, Пушкин старается выдержать до конца композиционное равновесие «Онегина»: то у него в уме двухчастная композиция, с шестью главами в каждой части, то он пишет почти окончательный трехчастный план из девяти глав, то, остановившись на восьми главах и как будто освободившись от числовой соразмерности и симметрии, скрыто удерживает композиционную сбалансированность, соблюдая зеркальность и палиндромность в отношениях компонентов на всех уровнях. Те же черты можно видеть в постоянной опоре на онегинскую строфу, хотя как раз ее повторяющаяся рама и дает Пушкину средства для яркого разнообразия интонационных, композиционных и содержательных вариаций. Вместе с тем Пушкин легко может поменять общий эмоциональный тон романа и его жанровую отсылочность от главы к главе и даже внутри одной главы (например, первой), переместить, исключить или включить отдельные фрагменты текста — целостность романа при этом не нарушается. Так, посвящение Плетневу трижды передвигалось по тексту: сначала оно стояло перед четвертой и пятой главами в поглавном издании, затем перекочевало в примечания при полном издании 1833 г. и, наконец, заняло ведущее место, зазвучав увертюрой ко всему роману. Из приведенных примеров и множества им подобных можно предположить без ошибки, что жанровая характеристика «Онегина» вбирает в себя, равноправно их уравновешивая, постоянные и переменные, абсолютные и относительные, типологические и уникальные черты. Возможно ли, однако, составить такую характеристику с достаточной степенью объективности ввиду ее взаимоисключающих свойств, удастся ли приять ей необходимую диалектичность и, главное, будет ли она действительно жанровой — вот в чем вопрос. Ведь жанровая структура в чем-то совпадает, а в чем-то не совпадает со всей поэтической структурой «Онегина». К жанровым чертам, безусловно, должны быть отнесены фундаментальные константы структуры, ее наиболее крупные звенья зависимости как с содержательно-тематической, так и с сюжетно-композиционной стороны. В то же время поэтика жанра неизбежно предполагает проекцию рассматриваемого текста на жанровый контекст, в котором следует отделять исторический аспект от типологического. Историческая поэтика преимущественно опирается на жанровый контекст эпохи, ее интересует генезис и традиции жанра, то есть его преобразования в историко-литературных условиях. Но для того, чтобы в процессе преобразования объект не оказался потерянным, необходимо удержать его самотождественность, и тут не обойтись без типологии. Межтекстовые функции типологии аналогичны функции имени героя внутри текста. Героиню восьмой главы «Онегина» нельзя было бы узнать, если бы она не называлась Татьяной. Название идентифицирует как героя, так и жанр.
Определив жанр «Евгения Онегина» как роман в стихах, Пушкин задал нам дополнительную, сложную и увлекательную работу. Прочтение и понимание романа было бы куда проще, если бы он был назван поэмой.
Дело в том, что названием жанра Пушкин поставил «Онегина» не столько в круг типологических соответствий, которые помогли бы в уяснении генезиса романа, сколько фактически выделил его из всех существующих рядом, да и не рядом, жанров. Выделил и противопоставил им. Одновременно «Онегин», оставаясь уникальным, неповторимым и гениальным произведением, теснейшим образом связан с творчеством Пушкина в целом и свободно вписывается как в русскую, так и в мировую литературу. Из перечисленных обстоятельств вытекает по меньшей мере два следствия: «Онегин» по существу не имеет сколько-нибудь близкого жанрового образца; «Онегин» по своей жанровой структуре перекликается с самыми различными, близкими и дальними по времени жанрами. В этом случае жесткий жанровый каркас «Онегина» не выстраивается. Аналоги и прецеденты отсутствуют, а спектр возможных сопоставлений всякий раз приведет к правильным, но различным результатам. Жанр «Онегина» вместо устойчивой определенности выявляет «протеические» свойства, и можно говорить лишь о модусе жанровой принадлежности.
В этих условиях «Онегину» немудрено как сохранять полную оригинальность, так и обмениваться рефлексами с множеством текстов на огромном культурном пространстве. Соответственно, роман Пушкина позволяет рассматривать себя с двух диаметрально противоположных, но равновозможных позиций: погруженным в какой-либо конкретный жанровый контекст или находящимся в самом себе, когда его жанр может объясняться из него самого.
Колеблющаяся пелена совместно выступающих свойств текста образует важнейшую сеть зависимостей. Из этой сети необходимо аналитически выбрать ряд особенностей, принадлежащих к сюжетно-композиционной сфере, системе образов, пространственно-временному объему, стилистике и пр.