Главная ⇒ 📕Пушкин А. С ⇒ Отношение Пушкина к образу Евгений Онегин

Отношение Пушкина к образу Евгений Онегин

Характеристика образа Онегина была по плечу только автору, который должен все знать о своих героях и все понимать в их душе: ведь каждый из героев — это его создание. Но и Пушкину она казалась необычайно трудной, и решил он ее далеко не сразу. Новый социально-психологический тип, представленный в образе Онегина, только формировался в русской действительности 1820-х годов. Он был необычным, непривычным и не увязывался с традиционными представлениями о герое. Требовалось много наблюдательности, чтобы разглядеть его в массе светской толпы; много

раздумий, чтобы осмыслить его сущность, его место в жизни и перспективы его развития. Требовался громадный поэтический гений, чтобы этот тип воплотить в художественный образ и чтобы этот образ предстал как подлинное открытие художника, исследовавшего общественную и личную жизнь русских людей в развитии.
Теперь-то нам понятно, что в тот момент, когда у Пушкина возник замысел романа и началась работа над первыми главами, готового ответа еще не было и не могло быть. Пушкин как бы погружался в стихию незнаемого, исследовал общественные отношения, при которых складывался тип лишнего человека, снимал покровы с души Онегина,

выяснял возможности того или иного нуги развития этой личности. Это была трудная литературная и социальная проблема, и Пушкин упорно, целеустремленно, на протяжении почти десятка лет искал объективного решения ее. Ответ начинает вырисовываться лишь ближе к финалу романа.
Как же Пушкин в конце концов определил ведущее начало в этом характере? Как соотнес его с русской жизнью и указал ли на место, которое занял он среди других типов, сформированных эпохой незадолго до выступления декабристов? Верно указал? И наконец, какое у него сложилось отношение к собственному созданию? Незадолго до финала романа, указав на одиноко стоявшего Онегина (а он, вернувшись из путешествия, незамедлительно явился на раут, в парадный зал, в привычную суету пустопорожнего вечного празднества), Пушкин обронил поистине вещее замечание: «Как нечто лишнее стоит». Правда, это замечание осталось в вариантах главы. В каноническом же тексте соответствующее место выглядит несколько иначе, но тоже примечательно:
— Но это кто в толпе избранной
— Стоит безмолвный и туманный?
— Для всех он кажется чужим.
При внешнем различии этих характеристик они родственны по существу: в том и другом случае Онегин взят в отношении к окружающему обществу. Именно для тех, кто составляет свет, Онегин либо лишний, либо чужой. Последующее описание свидетельствует, что подобное отчуждение являлось взаимным:
— Мелькают лица перед ним,
— Как ряд докучных привидений.
Повествователь далее воссоздал своего рода коллективный голос этой толпы, следующей мимо Онегина, знающей его и в то же время недоумевающей при виде его холодной отчужденности. Что, сплин иль страждущая спесь В его лице? Зачем он здесь? Кто он таков? Ужель Евгений? Ужели он?. Так, точно он. Давно ли к нам он занесен?
Все тот же ль он, иль усмирился? Иль корчит также чудака? Скажите, чем он возвратился? Что нам представит он пока? Чем ныне явится? Мельмотом, Космополитом, патриотом, Гарольдом, квакером, ханжой? Иль маской щегольнет иной, Иль просто будет добрый малый, Как вы да я, как целый свет? По крайней мере мой совет: Отстать от моды обветшалой. Довольно он морочил свет.
— Знаком он вам? И да и нет.
— Зачем же так неблагосклонно Вы отзываетесь о нем?
Приговор оказался суров: в поведении Онегина окружающие видят игру, причем, заурядную и неглубокую. А кто вынес этот приговор? Кто осудил Онегина? Верен ли суд?
Ответ как будто бы сам собой разумеется: судит светская толпа. Ей самой кажется, что она вся сосотоит из добрых малых. На самом же делейветская толпа — это внешне единое, но чрезвычайно пестрое сборище людей, представляющих верхи правящего сословия. Их объединяет отношение ко всем другим классам и сословиям, находящимся в зависимости от дворянства. Меньшинство нации отстаивает свои привилегии и держит в подчинении разъединенное большинство. Но внутри толпы’ бушует разгул эгоистических страстей. Даже господствующему меньшинству трудно примирить разность интересов отдельных групп. В ежедневном, или, скорее, ежевечернем, общении представители светской толпы вырабатывают воззрения в соответствии со сложившимся положением в стране, в мире, во взаимоотношениях внутри своего сословия. В обмене репликами за карточным столом и в перерыве между танцами выведываются мнения, оцениваются поступки отдельных лиц, согласовывается поведение групп, определяющих своего рода внутреннюю и внешнюю политику светского общества в целом
Такова светская толпа. У Пушкина сложилось устойчивое отрицательное отношение к ней. В ее безапелляционных суждениях он угадывал проявление духовного насилия. Толпа, как он полагал, стремится всех низвести до своего невысокого уровня. Трудно было бы воспроизвести в полном объеме разноголосицу пестрых суждений толпы об Онегине. Да и не была она объектом художественного исследования в романе Пушкина. Он ограничился тем, что воссоздал в ее коллективном голосе два внешне противоположных мнения.
Одно — это цепь вопросов и рекомендаций в восьмой строфе. Явно недружественная интонация сквозит в них. И здесь не случайна обмолвка в вопросе о том, каков теперь Онегин: усмирился ли ой? Один из законодателей мнений толпы, формирующий неприязненное отношение к Онегину, в принципе верно уловил его упорное стремление не быть похожим на всех и истолковал это как открытый протест против нравственных норм и сословной дисциплины. Раздражение прорвалось в грубом тоне вопроса: «Иль также корчит чудака?»- Резкость, грубость суждений — это оборотная сторона стремления силой подавить охоту быть самостоятельным.
Второе, относительно более мягкое мнение выражено в девятой строфе. Другой из законодателей мнений толпы пытается быть объективным по отношению к Онегину. Эта попытка частичной реабилитации Онегина совершается по принципу: а он не хуже других — все одинаковы. Но Онегин «не дотянул» и до такого идеала: напротив, идеал ему приводится в назидание, чтобы он не слишком-то увлекался своей ролью разочарованного, опустошенного светом человека.
Еще одно мнение об Онегине высказано далее в одиннадцатой строфе. Оно основано не на чувстве сословно-дворянской солидарности. Его цель — не пробуждение в Онегине сознания ответственности перед светом или воспитание в нем сословной дисциплины. Напротив, оно обращено к общечеловеческим гуманным идеалам. Оно напоено острым ощущением бренности земного бытия: человек — не вечен, силы его отнюдь не неисчерпаемы. Нельзя гасить благие порывы, нельзя только существовать. Здесь прозвучало напоминание о необходимости общественно полезной деятельности: только тогда человека не будет томить сожаление о бессмысленно загубленных годах молодости, о растраченных силах, о потухнувшем таланте.
Играя роль за ролью, он не остался к ним безразличным. Примерив почти все маски и сбросив их одну за одной, он оставил с ними, надо полагать, и частицы своей души. Он растратил слишком многое на игру и вряд ли будут удовлетворены те, кто в строфе восьмой ожидают от него исполнения новых ролей. Вряд ли он теперь в состоянии «отстать от моды обветшалой» и погнаться за новой и новейшей.

(1 votes, average: 5,00 out of 5)