Поэтический образ «гения чистой красоты» у Пушкина
«Письмо Татьяны к Онегину», да и вся третья глава «Евгения Онегина» написаны в 1824 году, за несколько месяцев до новой встречи с Керн. И, как знать, не оно ли, это письмо, подсказало Пушкину первые строки его стихотворения? И дело не в том, к кому обращена «песнь любви». Важен не сам адресат послания, а то состояние беззаветной влюбленности, свежести и чистоты чувства, то пробуждение и волнение души, которые вызвали к жизни это почти молитвенное признание (не случайно «милое виденье» мелькнуло перед Татьяной в то самое мгновенье,
Конечно, если считать, как это предписывает традиция, что стихотворение «К—» посвящено конкретной женщине, именно Анне Петровне Керн, наше сравнение с письмом Татьяны «хромает». Но в том-то и дело, что встреча с Керн послужила для Пушкина только поэтическим импульсом, только непосредственным стимулом для выражения того высокого состояния души, того восторга, счастья, умиления, которое испытывал в это «чудное мгновенье» поэт. Иными словами, если вспомнить, как Пушкин описывает приход творческого вдохновения в стихотворении «Осень», в сердце
— Ах! не с нами обитает
— Гении чистой красоты;
— Лишь порой он навещает
— Нас с небесной высоты.
Но Пушкин наполняет этот образ иным, реальным и земным содержанием. У Жуковского это чудесное, бесплотное, небесное видение. У Пушкина это облик земной женщины, явившейся перед поэтом во всем блеске и очаровании своей красоты. Вместе с тем «гений чистой красоты» — это не только и не столько А. П. Керн, но и обобщенный образ идеальной, прекрасной женщины. Последующие строфы стихотворения автобиографичны, но эмоциональная тональность не утрачивается, не снижается. Пушкин вспоминает годы петербургской жизни, прошедшие «в томленьях грусти безнадежной, в тревогах шумной суеты», воссоздает иной настрой чувств в период южной ссылки («Бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты»), говорит о «мраке заточенья» Михайловской ссылки, о тягостных днях, проведенных «в глуши»:
— Без божества, без вдохновенья,
— Без слез, без жизни, без любви.
В этих строфах движение поэтической мысли идет более сложным путем. Здесь не просто воспоминание, воспроизведение былых, пережитых впечатлений. В памяти поэта «милые черты», «небесные черты» не стираются, «голос нежный» все так же, может быть, только чуть более приглушенно, звучит в душе. Гармоническая умиротворенность достигается задушевностью интонации, меланхолическими раздумьями о днях, прожитых «без божества, без вдохновенья». Своего рода музыкальным рефреном звучит дважды повторенный эпитет «голос нежный», рифмы внешне непритязательны («нежный — мятежный», «вдохновенья — заточенья»), но и они полны гармонии, песенности, романсовости стиха. Но вдруг эта гармония взрывается. Тихая нежность уступает место бурной страсти. Вновь возрождение чувств в душе поэта, вновь прилив жизненных сил, вновь приход творческого вдохновения:
— Душе настало пробужденье:
— И вот опять явилась ты,
— Как мимолетное виденье,
— Как гений чистой красоты.
— И сердце бьется в упоенье,
— И для него воскресли вновь
— И божество, и вдохновенье,
— И жизнь, и слезы, и любовь.
Те же самые слова звучат с необычайной энергией, эмоциональным подъемом, напоминающим знаменитый гимн Вальсннгама из «Пира во время чумы»:
— Есть упоение в бою,
— И бездны мрачной на краю.
Только там чувство упоения опасностью, всем тем, что «гибелью грозит». В пушкинском стихотворении упоение всепоглощающей любовью, упоение красотой любимой женщины, что уже само по себе приносит ни с чем не сравнимое счастье, блаженство. Без любви нет жизни, нет «божества», нет «вдохновенья». Мы видим, что в стихотворении Пушкина любовная тема неразрывно сочетается с философскими раздумьями поэта о своей собственной жизни, о радости бытия, о приливе творческих сил в чудные и редкие мгновения встречи с чарующей красотой. Покоряющая сила пушкинского стихотворения, согретого горячим человеческим чувством, трепетным лиризмом,- в его эмоциональной взволнованности, проникновенной страстности. Явление «гения чистой красоты» внушило поэту и целомудренное восхищение, и упоение любовью, и просветленное вдохновение.