Крепость у Каменного Брода в романе «Герой нашего времени»
О пребывании Лермонтова на Кавказе в 1837 году почти не сохранилось документов. Всего несколько писем к друзьям да распоряжений по полку. Даже маршрут кавказских странствований поэта остается до конца не выясненным. Но некоторые подробности можно восстановить, если обратиться к «Герою нашего времени». Лермонтов описывает события в романе с привязкой к конкретным, реально существующим местам, знакомым ему самому: будь то почтовая станция во Владикавказе, или небольшой приморский городок Тамань, или Пятигорск. Вот почему и крепость у Каменного
— «Крепость наша, — рассказывает Максим Максимыч, — стояла на высоком месте, и вид был с вала прекрасный: с одной стороны широкая поляна, изрытая несколькими балками, оканчивалась лесом, который тянулся до самого хребта гор; кой-где на ней дымились аулы, ходили табуны; с другой — бежала мелкая речка, и к ней примыкал частый кустарник, покрывавший кремнистые возвышенности.»
Предположение о существовании крепости, высказанное впервые И. Л. Андрониковым, нашло свое подтверждение в литературе о Кавказе прошлого века. Укрепление
В Лермонтовской энциклопедии предполагается, что поэт заезжал в Шелкозаводское во второй половине декабря 1837 года перед возвращением из ссылки. Но обратный путь Лермонтова из Грузии легко датируется в мемуарной литературе: 10 декабря он был проездом во Владикавказе, а 14 декабря его видели в Прохладной. Впереди был еще Ставрополь, а дорога из Ставрополя в Москву в то время занимала около двух недель. Нет, никак не успевал Лермонтов заехать в Шелкозаводское и Кизляр, если в Москву он прибыл 3 января 1838 года.
Не мог поэт совершить эту поездку и в октябре, по пути следования в Грузию. Предписание в Тифлисе Лермонтов получил 29 сентября в укреплении Ольгинском, на обратном пути из Тамани, куда ездил после лечения на водах, направляясь в действующий отряд. В предписании за № 1156 прапорщику М. Ю. Лермонтову указывалось: «Во внимание, что ваше благородие прибыли к действующему отряду по окончании первого периода экспедиции, а второй период государь император высочайше повелеть соизволил отменить, я предписываю вам отправиться в свой полк (Нижегородский драгунский — С. Ч.); на проезд же ваш от укрепления Ольгинского до города Тифлиса препровождаю при сем подорожную № 21-й, а прогонные деньги извольте требовать по команде с прибытием вашим в полк». Но Лермонтов вынужден был задержаться в Ставрополе из-за истории, происшедшей с ним в Тамани, — нечто подобное тому, что случилось с Печориным.
По свидетельству современника, Лермонтов «приехал в Ставрополь совсем без вещей, которые у него дорогой были украдены, и потому явился к начальству не тотчас по приезде в город, а когда мундир и другие вещи были приготовлены.». Вполне возможно, что именно тогда, не располагая средствами, Лермонтов остановился на квартире у своего родственника С. О. Жигмонта и в ожидании экипировки набросал по свежим впечатлениям черновой вариант «Тамани». Только 22 октября он смог отправиться, согласно предписанию, в Тифлис. Времени для посещения Шелкоза-водского не оставалось.
Наиболее вероятной эта поездка представляется в начальный период пребывания Лермонтова на Кавказе. Выехав из Москвы 10 апреля, Лермонтов спустя две недели уже должен был находиться в Ставрополе, но только 13 мая в штаб войск Кавказской линии от него поступил рапорт об освидетельствовании болезни. Именно в этот период, с момента приезда до подачи рапорта, поэт мог проследовать на Левый фланг. По мнению ставропольского лермонто-веда А. В. Попова, эту поездку Лермонтов предпринял, чтобы скорее явиться в полк, узнав, что два его эскадрона во главе с командиром полка выступили в рекогносцировку на Лезгинскую линию.
Начальник штаба войск Кавказской линии генерал Петров и его адъютант Хастатов, родственники поэта, могли посодействовать ему в этом. Возможно, Петров снабдил Лермонтова рекомендательным письмом к своему другу и сослуживцу П. Катенину, в то время коменданту крепости Кизляр, а Хастатов вызвался проводить поэта, чтобы заодно по пути проведать свое имение Шелкозаводское, чем и объясняется посещение Лермонтовым этих мест. Но, заболев дорогой, Лермонтов вынужден был вернуться в Ставрополь и лечь в госпиталь.
Здание, где располагался военный госпиталь, находится в центре города. Сразу за ним начинается крутой спуск к речке Ташле. Раньше во времена Лермонтова по тропинке можно было спуститься на дно оврага, заросшего лесом, и выйти к водяной мельнице, которую поставил здесь местный купец Волобуев. По-видимому, место это использовалось больными для прогулок. Недавно обнаруженный карандашный рисунок поэта с изображением плотины с домиком на фоне деревьев и надписью «1837 г. 13 мая. Воло-буева мельница» свидетельствует, что этого маршрута не избежал и сам Лермонтов.
Сохранились два интересных документа того периода. Один из них — запись в штабном журнале по исходящим бумагам — гласит: «Свидетельство дано сие Нижегородского драгунского полка прапорщику Лермонтову в том, что, по переводе его в назначенный полк, по пути следования он заболел из г. Ставрополя и поступил в военный госпиталь, откуда переведен в Пятигорский для пользования минеральными водами». Другой — письмо самого Лермонтова к С. А. Раевскому, в котором он сообщает: «Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах, меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить».
Из-за безграмотной записи свидетельства в журнале и отсутствия конкретного указания в письме поэта, где он заболел, эти документы трактуются лермонтоведами по-разному. Одни полагают, что Лермонтов заболел по дороге из Москвы в Ставрополь, другие — по пути следования из Ставрополя в полк. Большой промежуток времени с момента предполагаемого приезда поэта в Ставрополь до подачи рапорта говорит в пользу последней гипотезы.
С поездкой на Левый фланг связывают создание лермонтовских стихотворений «Казачья колыбельная» и «Дары Терека», навеянных мотивами гребенского казачьего фольклора.
Гребенские казаки с давних пор жили на левом берегу Терека, неся неспокойную сторожевую службу на Линии. Были они лихими наездниками-джигитами. Создали свои собственные песни и легенды, в которых отразились своеобразные черты их характера и быта. По преданию, «Колыбельную» Лермонтов написал в станице Червленнои, о древнем происхождении которой говорит само название. Червленный — старинное русское слово, означающее багряный, алый цвет. Рассказывают, как однажды вечером, когда станица после трудового дня отходила ко сну, а казаки отправлялись в дозоры на Терек, к станичному правлению подъехала почтовая бричка с молодым офицером, который подал дежурному писарю свою подорожную. Это был Лермонтов. Ему дали в сопровождающие рядового казака Луку Артемьевича Борискина, который отвел поэта на постой в хату казака Ефремова. В доме никого не оказалось, кроме спящего в люльке младенца. Лермонтов присел у стола, и пока переносили вещи и искали хозяев, набросал карандашом на бумаге стихотворение, которое и прочел потом Борискину. Это была «Казачья колыбельная». И хотя от хаты и усадьбы казака Ефремова ничего не осталось, в Червленной до сих пор помнят и знают это место.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)