Гоголевские персонажи в цикле повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки»
Осенью 1831 года выходит 1-я часть сборника повестей из украинской жизни «Вечера на хуторе близ Диканьки» (в следующем году появилась 2-я часть), восторженно встреченная Пушкиным: «Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!.». Вместе с тем «веселость» гоголевской книги обнаруживала различные оттенки — от беззаботного подтрунивания до мрачного комизма, близкого к черному юмору. При всей полноте и искренности чувств гоголевских персонажей мир, в котором они живут, трагически
После выхода первой прозаической книги Гоголь — знаменитый писатель. Летом 1832 его с воодушевлением встречают в Москве, где он знакомится с М. П. Погодиным, С. Т. Аксаковым и его семейством, М. С. Щепкиным и другими. Следующая поездка Гоголя в Москву, столь
1835 год необычаен по творческой интенсивности и широте гоголевских замыслов. В этот год выходят следующие два сборника прозаических произведений — «Арабески» и «Миргород» (оба в двух частях); начата работа над поэмой «Мертвые души», закончена в основном комедия «Ревизор», написана первая редакция комедии «Женихи» (будущей «Женитьбы»). Сообщая о новых созданиях писателя, в том числе и о предстоящей в петербургском Александринском театре премьере «Ревизора» (19 апреля 1836), Пушкин отмечал в своем «Современнике»: «Г-н Гоголь идет еще вперед. Желаем и надеемся иметь часто случай говорить о нем в нашем журнале». Кстати, и в пушкинском журнале Гоголь активно публиковался, в частности, как критик (статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году»).
«Миргород» и «Арабески» обозначили новые художественные миры на карте гоголевской вселенной. Тематически близкий к «Вечерам.» («малороссийская» жизнь), миргородский цикл, объединивший повести «Старосветские помещики», «Тарас Бульба», «Вий», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», обнаруживает резкое изменение ракурса и изобразительного масштаба: вместо сильных и резких характеристик — пошлость и безликость обывателей; вместо поэтических и глубоких чувств — вялотекущие, почти рефлекторные движения.
Обыкновенность современной жизни оттенялась колоритностью и экстравагантностью прошлого, однако тем разительнее проявлялась в нем, в этом прошлом, глубокая внутренняя конфликтность (например, в «Тарасе Бульбе» — столкновение индивидуализирующегося любовного чувства с общинными интересами). Мир же «петербургских повестей» из «Арабесок» («Невский проспект», «Записки сумасшедшего», «Портрет»; к ним примыкают опубликованные позже, соответственно в 1836 и 1842, «Нос» и «Шинель») — это мир современного города с его острыми социальными и этическими коллизиями, изломами характеров, тревожной и призрачной атмосферой. Наивысшей степени гоголевское обобщение достигает в «Ревизоре», в котором «сборный город» как бы имитировал жизнедеятельность любого более крупного социального объединения, вплоть до государства, Российской империи, или даже человечества в целом. Вместо традиционного активного двигателя интриги — плута или авантюриста — в эпицентр коллизии поставлен непроизвольный обманщик (мнимый ревизор Хлестаков), что придало всему происходящему дополнительное, гротескное освещение, усиленное до предела заключительной «немой сценой».
Освобожденная от конкретных деталей «наказания порока», передающая прежде всего сам эффект всеобщего потрясения (который подчеркивался символической длительностью момента окаменения), эта сцена открывала возможность самых разных толкований, включая и эсхатологическое — как напоминание о неминуемом Страшном суде.
В исторической перспективе гоголевское творчество раскрывалось постепенно, обнажая с ходом времени все более глубокие свои уровни. Для непосредственных его продолжателей, представителей так называемый натуральной школы, первостепенное значение имели социальные мотивы, снятие всяческих запретов на тему и материал, бытовая конкретность, а также гуманистический пафос в обрисовке «маленького человека». На рубеже 19 и 20 столетий с особенной силой раскрылась христианская философско-нравственная проблематика гоголевских произведений, впоследствии восприятие творчества Гоголя дополнилось еще ощущением особой сложности и иррациональности его художественного мира и провидческой смелостью и нетрадиционностью его изобразительной манеры. «Проза Гоголя по меньшей мере четырехмерна. Его можно сравнить с его современником математиком Лобачевским, который взорвал Евклидов мир.» (В. Набоков).