Сатирические сюжеты из жизни в рассказах Чехова
Самые сокровенные свои мысли о современной ему действительности, о настоящем и будущем России, о нравственной позиции человека Чехов высказал в сюжетах из жизни интеллигенции. Мало этого. Даже когда, перелистывая страницы чеховских рассказов, мы оказываемся свидетелями смешных жанровых сценок, действующие лица. которых не отличаются интеллигентностью ни по роду деятельности, ни по человеческим свойствам (то, что принято называть «внутренней» интеллигентностью), Чехов дает нам почувствовать нить, связывающую содержание этих сценок
На базарной площади провинциального города порядок охраняет невежественный и глупый полицейский надзиратель Очумелов, который никак не может решить, кого ему надо наказать: собаку, укусившую золотых дел мастера Хрюкина, или самого Хрюкина — в том случае, если подтвердится чье-то предположение, что собака-генеральская («Хамелеон», 1884). В камере судебного следователя происходит смешной диалог, и наивные до нелепости ответы провинившегося крестьянина-рыболова Дениса Григорьева на вопросы защитника законности (Денис отвинчивал гайки
В театре происходит ничтожнейший случай: чиновник Червяков нечаянно чихнул на сидящего впереди важного генерала, но кончается этот случай трагически — чиновник умирает после окрика генерала, которому надоели его бесконечные извинения («Смерть чиновника», 1883). На одном из московских вокзалов встретились старые приятели, однокашники по гимназии, и вдруг выясняется, что один из них стал тайным советником — предел мечтаний чиновника дореволюционной России (гражданский чин, соответствующий генеральскому). Как вмиг преобразился при этом другой, оставшийся на низкой ступени служебной лестницы. От благоговения и почтительности он совсем потерял человеческое лицо, весь съежился, захихикал и т. д. («Толстый и тонкий», 1883). Когда читатель восхищается подобными анекдотическими сценками, на которые Чехов был большой мастер, ему не нужно обладать особой проницательностью, чтобы почувствовать, что мысль художника поднимается над этими курьезами к общим проблемам русской действительности, волновавшим интеллигенцию чеховского времени. Эти курьезы напоминали о том, в какой страшный омут втягивали человеческую личность тогдашние общественные условия и лучшая часть интеллигенции мучительно билась над поисками выхода из него.
То же можно сказать и о серьезных, драматических событиях из жизни простого народа. Когда в коротком рассказе идет речь о несчастном старом извозчике, у которого умер сын, и он, тщетно ища сочувствия у людей, в конце концов ночью изливает тоску перед своей лошадью («Тоска», 1886), то эта бесхитростная история заставляет задуматься об одиночестве человека в большом и шумном городе — парадоксальная и печальная ситуация, в которой так часто оказываются и чеховские интеллигенты.
В споре двух ссыльных перевозчиков («В ссылке», 1892) о том, что для человека главное в жизни, и в душевной боли, с какой молодой татарин обличает старика Толкового за его равнодушие («.могу голый на земле спать и траву жрать.(.) Ничего мне не надо»,- хвастает Толковый своим безразличием), ясно звучат мысли, которые составили содержание одной из самых волнующих повестей Чехова об интеллигенции, — «Палата № б», написанной через несколько месяцев после рассказа. В этой повести также сталкиваются два противоположных мнения — можно ли человеку жить, подавив в себе, живые чувства и желания (как думал долгое время доктор Рагин), или же надо отвечать на несправедливость протестом, на боль криком (как считал пациент доктора Громов).
Таких примеров и параллелей можно было бы привести большое количество. О чем бы Чехов ни писал, он живо откликался на нравственные и идейные искания современной ему интеллигенции.
Тем не менее сказать, что Чехов — художник интеллигенции, значит сузить общечеловеческое содержание его творчества. В центре его внимания — мера духовной ценности человека, будь он врач, учитель, живописец, крестьянин или чиновник. Колорит профессии и сословной принадлежности, всегда мастерски воспроизводимый Чеховым, тем всегда и интересен в его произведениях, что, указывая на индивидуальные обстоятельства жизни персонажа, наводит читателя на мысль о том, какими путями герой шел в жизни, чтобы стать таким, каким стал Ионыч и многие другие, иными словами, о конкретных истоках его духовного падения. Или — в других случаях — о путях, которые приводят героя к духовному обновлению, как, например, произошло в самом конце рассказа «Учитель словесности».
Художник наделяет героя той или иной профессией не для того, чтобы выразить к нему свою симпатию или антипатию, не для подчеркивания его достоинств или недостатков. Но для того, чтобы эти достоинства и недостатки проявлялись в живой и конкретной деятельности человека. Задумаемся, например, какое значение имеет то, что Андрей Старцев, превратившийся в Ионыча,- врач? Предположим, он был бы учитель, а не врач. Конечно, и тогда он мог бы зачерстветь душой, растолстеть. Но это был бы совсем другой человек. Старцев без частной медицинской практики, без тех минут, когда он перебирает в уединении полученные от больных деньги, не был бы тем человеком, которого в городе С. хорошо знали и называли просто: Ионыч. К этой характерной детали, подчеркивающей профессию героя, примыкают и другие (например, то, как частная практика постепенно оттесняет службу Ионыча в больнице).
Профессия указывает место, которое занимает человек в обществе. Но это не главный, а вспомогательный элемент в характере чеховского героя. Главное же, что интересует Чехова как создателя многообразных характеров — по каким нравственным законам живет человек, как он относится к миру.