А. П. Чехов очень разносторонний писатель. Есть у него и пьесы с глубоким философским содержанием, есть лиричные повести, есть и наполненные юмором сценки, рассказы, новел лы. Но все, что им написано, всегда изящно, талантливо. Любой, даже самый известный рассказ, который и в школьной программе, и в университете, казалось бы, надоел, прочитывается с огромным удовольствием. Точность в описании персонажа, меткий юмор увлекают читателя любого поколения Чехов — тонкий психолог, знаток человеческой натуры.
Рассказ «Смерть чиновника» —
еще одно подтверждение этому. Трудно однозначно назвать этот рассказ юмористическим. Сквозь юмор мы видим рабскую душу чиновника, чье понимание мира полностью искажено. Здесь не приходится уже говорить о благородстве, о человеческом достоинстве. Автор дает своему герою чудную фамилию — Червяков. Чехов всегда умеет дать своему персонажу полную характеристику, только назвав его имя. Статский генерал, которого «обрызгал» Червяков, совершенно второстепенное лицо в рассказе, тоже получает свою краткую характеристику: Бризжалов. Сразу становится ясно, что генерал -представитель того мирка, который показывает Чехов.
Описывая мелкие, незначительные события жизни Червякова, автор как будто смотрит на мир червяков-скими глазами, и события эти становятся огромными. Едва заметна усмешка автора, когда он рассказывает, как случилось это «событие»- Червяков смотрел спектакль «и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг. В рассказах часто встречается это «но вдруг». Авторы правы: жизнь так полна внезапностей!.» Как будто сейчас и правда произойдет грандиозное событие. Но нельзя забывать, что мы смотрим глазами героя, а для него произошло действительно что-то важное. Он чихнул1 Нет, в первую минуту он «нисколько не сконфузился» Тут Чехов приводит важный аргумент, опять же транслируя его прямо из головы чиновника: «Чихают и мужики, и полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники» Но оглядевшись, «как вежливый человек», Червяков с ужасом обнаружил, что обрызгал статского генерала Бризжалова. Он начинает извинятся, и Чехов своей талантливой рукой, одним написанием слова передает и настроение, и характер обращения Червякова к генералу. «Извините, ваше-ство. .» Через это «ваше-ство» как будто слышишь интонацию, подобострастный шепот в театре. Но и этого Червякову показалось мало. Он извинился и в антракте, а придя домой, не успокоился и на следующий день вновь отправился извиняться. Причем Чехов явно издевается над бедным Червяковым: «На другой день Червяков надел новый вицмундир, подстригся и пошел к Бризжалову объяснить. » Но и тут Червяков потерпел неудачу. Генерал упорно твердил, что все это пустяки, что он давно забыл и не стоит извинений. «Говорить не хочет! — подумал Червяков, бледнея. — Сердится, значит.» И Червяков снова поплелся за генералом: «Ваше-ство1 Ежели я осмеливаюсь беспокоить вашество, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!.» Генерал опять отнесся слишком поверхностно, и, делать нечего, на следующий день опять пришлось идти извиняться. Есть, конечно, во всем этом небольшое преувеличение, гротеск. Но Червяков — не выдуманный герой, «а подмеченный Чеховым в жизни. Возможно, он использовал сообщение своего корреспондента о самоубийстве одного из мелких таганрогских чиновников после неудачной попытки попросить извинения у своего начальни
