Гражданственность поэзии (А. Блок стихи)
О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
А. Блок
В целом поэзия Блока воспринимается как на редкость откровенная и искренняя лирическая исповедь, раскрывающая душевный мир человека, потрясенного предельно обострившимися в его эпоху общественно-историческими противоречиями. Связующим началом этой поэзии, точкой притяжения ее различных и многообразных тем служит образ самого поэта (или, точнее сказать, «лирического героя»), от лица которого идет
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.
Время, история, буря века, бушевавшая вокруг Блока, — вот та среда, в которой рождалась его великая поэзия, и реальная русская жизнь предреволюционных лет всегда просвечивает сквозь ее сюжеты, символы и метафоры. Поэтому глубоко прав был Блок, когда однажды, выступая перед публикой со своими стихами, в ответ на просьбу прочесть «о России» он сказал: «Это все — о России».
Путь «среди революций», пройденный Александром Блоком, был отнюдь не легким и не гладким.
Идут часы, и дни, и годы
Хочу стряхнуть какой-то сон,
Взглянуть в лицо людей, природы.
Рассеять сумерки времен, —
Писал Блок, и именно это составляло суть и пафос его напряженных идейных и художественных исканий. Сумерки того времени, когда он жил и писал, порой, бесспорно, затемняли его зрение. Но вместе с тем сама жизнь властно переучивала поэта, вела его за собой и помогала ему стряхнуть с себя тяготившие его «сны».
В юношеской лирике Блока («Стихи о Прекрасной Даме») все овеяно атмосферой мистической тайны и совершающегося чуда. Все в этой лирике «робко и темно», зыбко и туманно, подчас неуловимо, только «намек» весенней песни, только клочок светлого неба, какие-то отблески, какие-то «клики». И все это — знаки «нездешних надежд» на вселенское «непостижное чудо», на явление Вечной Девы, Прекрасной Дамы, «величавой Вечной Жены», «Девы — Зари-Купины», в образе которой для Блока (как и для Вл. Соловьева) воплощалось некое всеединое божественное начало, долженствующее «спасти мир» и возродить человечество к новой, идеально-совершенной жизни.
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —
Все в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо.
И молча жду, — тоскуя и любя.
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцанье красных лампад.
Эта тема ожидания и предчувствия каких-то чудесных перемен — господствующая в юношеской лирике Блока. Поэт уже и тогда чувствовал неясную тревогу, ловил ее «знаки», уже и тогда замечал, что вокруг него ширится и растет «буря жизни» (знаменательно в этом смысле стихотворение «Гама-юн, птица вещая»), но еще страшился этой бури и пытался укрыться от нее в идеальный мир своей мечты и фантазии, где нет ни человеческих слез, ни мук, ни крови, а только музыка, розы, лазурь, «улыбки, сказки и сны». Наиболее существенно то, что в интимный лирический мир Блока с каждым годом все более настойчиво врывались впечатления социальной действительности. Мирные деревенские пейзажи, на фоне которых развертывался мистический роман поэта с его Прекрасной Дамой, вытесняются резко очерченными, часто фантасмагорическими картинами большого города (точнее сказать — Петербурга). И вот что особенно знаменательно: как только поэт стал внимательней, пристальней вглядываться в окружавшую его реальную жизнь, ему открылись ее чудовищные контрасты и непримиримые противоречия — голод голодных и сытость сытых, и в нем громко заговорила совесть.
Стихотворение «Фабрика», написанное в конце 1903 года, может рассматриваться как точка поворота на творческом пути молодого Блока. В образе кого-то «неподвижного» и «черного» поэт, впервые непосредственно обратившись к социальной теме, попытался выразить свое, тогда еще смутное, представление о «правопорядке», обрекающем человека на «томления рабьих трудов».
Революция 1905 года была глубоко пережита Блоком и сыграла громадную, можно сказать, решающую роль в его жизни и судьбе. Она вывела поэта из состояния уединения и созерцательности, в котором он долго пребывал, показала ему лицо быстро меняющейся жизни, пробудила в нем чувство кровной связи с народом и сознание общественной ответственности за свое писательское дело. На смену мистическим видениям в таинственных храмах приходят реальные, неприкрашенные картины человеческого_горя:
Мы встретились с тобою в храме
И жили в радостном саду,
Но вот зловонными дворами
Пошли к проклятью и труду.
Мы миновали все ворота
И в каждом видели окне,
Как тяжело лежит работа
На каждой согнутой спине.
Внимание Блока все больше привлекают «новые люди», поднимающиеся на арену истории «из тьмы погребов», — люди-труженики, творцы завтрашнего дня. В поэте просыпается чувство общественной активности. Сам он ищет гражданской отваги, «отважной красоты» и гневно обличает тех, кто остается слеп и глух к запросам жизни:
Я вижу, ваши девы слепы,
У юношей безогнен взор.
Назад! Во мглу! В глухие склепы!
Вам нужен бич, а не топор!
Блок не щадит и самого себя — за то, что и ему не хватает отваги, за то, что, искренне скорбя о нищих и бедных, он и хочет и не смеет «убить»:
Отомстить малодушным, кто жил без огня,
Кто так унижал мой народ и меня!
Кто запер свободных и сильных в тюрьму.
Кто долго не верил огню моему.
Кто хочет за деньги лишить меня дня,
Собачью покорность купить у меня.