Многообразие мира и искусственная «формула счастья» в романе «Мы»

В романе Мы, написанном в 1920 году, Е. И. Замятин подвергает испытанию идею всеобщего счастья, взращенного искусственным путем вопреки законам естественного развития на основе рационалистического знания о нуждах человечества, о природе личности. С этой целью он прибегает к тому, что сам называл сдвигом, кривизной и искажением, т. е. создавал условные обстоятельства. Проблема нового мира как проблема обретения утопии Блаженной Страны ставилась почти всеми современниками Замятина. Да это и не удивительно: утопизмом были проникнуты поэзия и проза,

манифесты литературных группировок, размышления философов и публицистов. Литература и общество грезили будущим, торопили бег времени. Но тогда же родились и тревожные сомнения в праве человека вмешиваться в естественный ход жизни, подчинять ее какой-либо теории (от чего предостерегал еще Ф. М. Достоевский в Бесах и Братьях Карамазовых). Не случайно строители людского блага предстали у таких разных писателей, как М. Булгаков, Л. Леонов, Б. Пильняк, А. Платонов в трагическом и ироническом освещении. Е. Замятин был одним из первых, кто, доведя до абсурда возможные результаты построения идеального общества, показал его
трагическую сторону.
В романе Мы в фантастическом и гротесковом облике предстает перед читателем возможный вариант общества будущего. Приводится мечта сильных мира сего: Жизнь должна стать стройной машиной и с механической неизбежностью вести нас к желанной цели. К сожалению, в таком обществе нет ничего, что бы не предвещала уже современная писателю реальность. Перед нами разворачивается математически совершенная жизнь Единого Государства. Символический образ огнедышащего интеграла, чуда технической мысли и, одновременно, орудия жесточайшего порабощения, открывает книгу. Бездушная техника вместе с деспотической властью превратили человека в придаток машины, отняли у него свободу, воспитали в добровольном рабстве. Мир без любви, без души, без поэзии. Человеку нумеру, лишенному имени, было внушено, что наша несвобода есть наше счастье и что это счастье в отказе от я и растворении в безличном мы. Внушено, что художественное творчество уже не беспардонный соловьиный свист, когда всякий писал, что ему вздумается, а государственная служба. А интимная жизнь тоже рассматривается как государственная обязанность, выполняемая сообразно табелю сексуальных дней.
Роман Замятина предупреждение о двойной опасности, грозящей человечеству: гипертрофированной власти машин и власти государства. Однотипность безраздельно и неусыпно властвует над жизнью всех членов общества. Это обеспечивается совершенной техникой и недремлющими очами хранителей.
Один из главных символов романа образ Зеленой Стены. Стена непременная принадлежность Единого Государства и его безусловная ценность (великая, божественно-ограниченная мудрость стен, преград), которая превращает его в мировой Город, где нет парков, садов, деревьев, собак, где и цветочная пыльца, и цветы, и трава, и облака, и птицы воспринимаются как нечто чуждое, вносящее дисгармонию в ту искусственную среду, в которой живут нумера. Стена не только символ отторжения от мира Природы, но и символ упрощения жизни, символ отторжения человека от реального многообразия мира с его непредсказуемостью и сложностью.
В свое время этот запрещенный роман Замятина приобрел особую цену и поучительность в следующем смысле: как предупреждение о возможных искажениях социализма, об опасности уклонений от демократического пути и злоупотреблений насилия над человеческой личностью. Последующие события отечественной и мировой истории показали, что тревоги писателя не были напрасными. Наш народ пережил горькие уроки коллективизации, и сталинизм, и репрессии, и всеобщий страх, и застой, и семьдесят лет насильственного движения к утопической цели, движения, так изменившего сам нравственный облик общества и народа.
Очень многие сцены романа заставляют вспомнить недавнее прошлое. Манифестации в честь Благодетеля, официозные, единогласные выборы, хранители, которые следят за каждым шагом человека. Замятин показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где игнорируется человеческое я, где единоличная власть является неограниченной, возможен бунт. Способность и желание чувствовать, любить, быть свободными в мыслях и поступках толкают людей на борьбу. Но власти находят выход: у человека при помощи операции удаляют фантазию последнее, что заставляло его поднимать гордо голову, чувствовать себя разумным и сильным. Все же остается надежда, что человеческое достоинство не умрет при любом режиме. Эту надежду высказывает женщина, которая своей красотой побуждает на борьбу.
В романе есть мысль, необычная для многих наших современников. Писатель настаивает на том, что не существует идеального общества. Жизнь это стремление к идеалу. И когда это стремление отсутствует, мы наблюдаем разлагающее время застоя.
Поражает, что Замятин смог предвидеть, сколь трагическим будет результат внедрения формулы счастья в живую плоть жизни, каким мучительным будет процесс освобождения от ложных представлений и как дорого обойдется расставание с миром мнимостей, паразитирующих на стремлении человека к счастью и справедливости.
Создав гротескную модель Единого Государства, где идея общей жизни воплотилась в идеальную несвободу, а идея равенства всеобщей уравниловкой, где право быть сытым потребовало отказа от свободы личности, Замятин обличил тех, кто, игнорируя реальную сложность мира, пытался искусственным образом осчастливить людей.

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Многообразие мира и искусственная «формула счастья» в романе «Мы»