Главная ⇒ 📕Тургенев И. С ⇒ Образы крепостников-самодуров «Записках охотника»

Образы крепостников-самодуров «Записках охотника»

Образы крепостников-самодуров и капризных барынь, у которых под управлением плутов и грабителей-бурмистров стонут забитые и обнищавшие крестьяне, перемежаются образами помещиков иного типа. Это неудачники, люди с вывихнутой жизнью, выпавшие из проторенной колеи по милости случая, ложности и нелепости своего воспитания или просто по бесхозяйственности и разорению. Тема помещичьего разорения вообще проходит красной нитью в большинстве рассказов «Записок, охотника», давая Тургеневу материал для образов оскудевших, «бывших» помещиков,

обращавшихся иногда в приживалов при тех, кто еще уцелел и держится на поверхности жизни. Так неудачно сложилась судьба человека «доброй и теплой души» — помещика Радилова, бросившего свой дом и уехавшего куда-то со своей золовкой. Бестолковой, конечно, станет вся жизнь племянника Татьяны Борисовны «художника» Андрея Ивановича Беловзорова, попавшего не на свою дорогу и жиреющего на даровых хлебах у своей тетушки. Свихнулся Петр Петрович Каратаев. Деревню его продали с аукциона, и он мечтает об одном: «умереть в Москве!»
Прихотливой ненужностью, доживая свой век в деревне, стал Василий Васильевич

— «Гамлет Щигровского уезда». В нищете и одиночестве доживает последние дни «столбовой дворянин Пантелей Чертопханов», у которого «последние денежки перевелись, последние людишки поразбежались». К типу «заброшенных», «бывших», жалких приживалов принадлежит Федор Михеич. «Тоже был помещик,- говорит о нем Радилов,- и богатый, да разорился. А в свое время считался первым по губернии хватом; двух жен от мужей увез, песельников держал, сам певал и плясал мастерски.» Но все уже давно пропето и проплясано, и старенький Федор Михеич, бывший «первый хват», увеселяет гостей Радилова в роли домашнего шута. Пожизненным приживалом был и Недопюскин, ремеслом забавника «послуживший на своем веку тяжелой прихоти, заспанной и злобной скуке праздного барства».
Два мира — крестьянский и помещичий — стоят друг против друга в «Записках охотника», и сочувствие автора безраздельно отдано первому из них. Герцен справедливо назвал книгу Тургенева «обвинительным актом крепостничеству» и добавлял: «Никогда еще внутренняя жизнь помещичьего дома не выставлялась в таком виде на всеобщее посмеяние, ненависть и отвращение». «Записки охотника», по словам Салтыкова-Щедрина, «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды». В этой книге Тургенев поставил самые жгучие национальные вопросы своего времени, выступил как писатель-гражданин и великий художник-новатор. «Записки охотника» открывали читателю новый мир: крестьянскую Русь, народ, достойный иметь человеческие права. В заключительном очерке («Лес и степь») Тургенев развертывает широкое полотно пейзажа. Этим композиционно как бы замыкалась вся книга. Бодрой молодостью, свежестью чувств овеян и насыщен здесь пейзаж: «Свежо, весело, любо!»; «Как вольно дышит грудь. как крепнет весь человек, охваченный свежим дыханьем весны!»; «Голова томно кружится от избытка благоуханий.»; «Как весело сверкает все кругом!» Даже в осеннем пейзаже нет здесь мрачности, уныния, грусти, тления. И осенью лес «хорош», и «радостно» мчатся синие волны реки, и запах осенний «подобен запаху вина», и сердце может вдруг задрожать, забиться и «страстно броситься вперед.» В пейзаже — в заключительном аккорде книги — Тургенев раскрывал жизнеутверждающую правду природы, ее неиссякаемую мощь, ее неумирающую красоту. Теплым и мягким светом поэзии освещает он тех, кто стоял ближе к природе: и «романтика» Калиныча, и Касьяна, умеющего «перекликаться» с птицами, и Лукерью, которая слышит, как «крот под землею роется», и мальчиков у ночного костра на Бежином лугу.

(1 votes, average: 5,00 out of 5)