Нравственно психологические драмы героев
Внутренний монолог Болконского выражает борьбу двух противоположных начал в мире героя. Отдаваясь мечте о славе, о торжестве над людьми, он в самом себе встречает сопротивление. Именно «другой голос» выражает протест нравственного чувства против сумасшедшей жажды Власти и личного возвышения над людьми. Мы знаем, что этот «другой голос» через Аустерлицкое отрезвление и прикосновение к «вечности» приходит к окончательной победе уже в сценах второго ранения в момент Бородинского сражения. На Аустерлицком поле Андрей Болконский
После операции в палатке он узнал Анатолия Курагина «в несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу». Он вспомнил связь, существующую между им и этим человеком, «сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшие на него». Но вместо ненависти к сопернику, разрушившему все счастье его
Такую же нравственно-психологическую драму переживает и Раскольников, во многом родственный Андрею Болконскому. Внутренний конфликт в романе Достоевского приобретает еще более острый характер: рационалистическое отношение к жизни в свете созданной теории о «сверхчеловеке» вступает в кричащее противоречие с натурой человека, вернее, с его нравственным чувством, с его духовным «я».
Преодолевая разъединение с человечеством через встречу с народом, Раскольников, как и толстовский герой, приходит к признанию жизни как любви и сострадания.
Толстой и Достоевский ведут своих персонажей к более глубокому переживанию и пониманию жизни через сближение с народом.
Сходство позиции Толстого и Достоевского сказалось в трактовке нравственно-философских проблем. Церковные заповеди и установления они не считают иысшим законом. Достоинство человека оба видят в его способности обретать в себе самом высшее начало и подчиняться его «голосу». Позицию Толстого и Достоевского можно выразить словами Гегеля: «То, что человек может назвать своим «я», что возвышается над гробом и тлением и само определяет воздаяние, которого оно достойно, может и само творить суд над собой, — оно выступает в качестве разума, чьи законы ни от чего более не зависят, чей критерий суда не подвластен никаким авторитетам, земным или небесным». Человек в самом себе находит решение, пользуясь сознанием конечной цели существования, данным ему еще до рождения. Свидетельство совести, по мысли Толстого и Достоевского, и есть нравственный закон жизни, общеобязательный и трансцендентный по своему значению. Закон свободы и есть тот закон, которому человек подчиняется добровольно.
При всем идейно-эстетическом своеобразии Достоевский объединяется с Толстым в главном: преодолевая сомнения и безумно терзаясь ими, он желает убедиться в том, что сущностью человека, как и сущностью-; мира, является свободная духовность, и потому, высоко: ставя человека, требует от него сознания нравственной ответственности за свое поведение и за то зло, которое творится всюду. Мысль о совиновности людей сближает писателей. Не случайно Толстой обратил внимание па изречение Зосимы: «Все, как указано, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь — в другом конце мира отдается». Об этом же Толстой сказал проще: «Всякое дело добра, как волна, всколыхивает все море и отражается на том берегу».
Эта общая позиция Толстого и Достоевского, связанная с их решением философской проблемы о взаимосвязях «конечного» и «бесконечного», сказалась в их романах 60-х годов — «Войне и мире», «Преступлении и наказании».
Вновь и вновь Достоевский в своих романах экспериментирует над человеческой природой с целью убедиться самому и убедить других в ее непреходящем, вневременном характере, ответить на вопрос о смысле жизни. Есть ли эта жизнь в человеке игра и сцепление материальных частиц или проявление абсолютной трансцендентной силы? «Открыть человека в человеке»- так определяет Достоевский задачу художника. Он ищет в человеке ту глубинную духовность, которая одна могла бы стать залогом единения людей, их нравственного «воскресения». Как подлинный реалист, он интересуется «глубинами души человеческой», чтобы выявить те всеобщие закономерности духовной жизни людей, которые и делают их братьями, звеньями единой цепи, уходящей в бесконечность.
Не случайно Толстой обратил внимание именно на эту особенность Достоевского-психолога, когда 3 сентября 1882 года он писал Н. Н. Страхову, «.в этих исключительных лицах не только мы, родственные ему люди, но иностранцы узнают себя, свою душу. Чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее и роднее».
Истоки напряженного интереса Достоевского к проблеме преступления лежат в его личных наблюдениях на каторге и в его этико-философских исканиях. Конечно, одно с другим связано неразрывно. Внимание Достоевского к проблеме преступления не случайно обострилось в период 60-х годов, когда рост преступности со сложной идейно-психологической мотивировкой явился следствием развития капитализма в России, крушения вековечных нравственных представлений.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)