К «Войне и миру» Толстой шел трудно — впрочем, легких путей в его жизни не было. Толстой блистательно вступил в литературу с первой же своей вещью — начальной частью автобиографической трилогии «Детство» (1852). «Севастопольские рассказы» (1855) упрочили успех. Молодого писателя, вчерашнего армейского офицера, радостно приветствовали петербургские литераторы — особенно из числа авторов и сотрудников «Современника» (Некрасов первый прочел рукопись «Детство», высоко оценил ее и напечатал в журнале). Однако общность
взглядов и интересов Толстого и столичных писателей нельзя переоценить. Толстой очень скоро стал отдаляться от собратьев по перу, более того — всячески подчеркивал, что ему чужд самый дух литературных салонов. В Петербург, где ему раскрывала объятия «передовая писательская общественность», Толстой прибыл из Севастополя. На войне, среди крови, страха и боли, было не до развлечений, как и не до интеллектуальных бесед. В столице он спешит наверстать упущенное — делит время между кутежами с цыганами и беседами с Тургеневым, Дружининым, Боткиным, Аксаковыми. Однако если цыгане не обманули ожиданий, то «беседы
с умными людьми» уже через две недели перестали занимать Толстого. В письмах к сестре и брату он зло острил, что «умная беседа» с писателями ему нравится, но он «слишком уж отстал от них», в их обществе «хочется развалиться, снять штаны и сморкаться в руку, а в умной беседе хочется соврать глупость». И дело не в том, что кто-то из петербургских литераторов был лично неприятен Толстому. Он не принимает самой атмосферы литературных кружков и партий, всей этой окололитературной суеты. Писательское ремесло — дело одинокое: один на один с листом бумаги, со своей душой и совестью. Никакие привходящие кружковые интересы не должны влиять на написанное, определять позицию автора. И в мае 1856 года Толстой «бежит» в Ясную Поляну. С этого момента он лишь ненадолго покидал се, никогда не стремясь вернуться в свет. Из Ясной Поляны путь был только один — к еще большей простоте: к аскетизму странника. Дела литературные сочетаются с простыми и ясными занятиями: устройство дома, хозяйства, крестьянские труды. В этот момент проявляется одна из важнейших черт Толстого: писательство кажется ему неким уходом от настоящего дела, подменой. Оно не дает права со спокойной совестью есть выращенный крестьянами хлеб. Это мучает, угнетает писателя, заставляет его все больше времени проводить вдали от письменного стола. И вот в июле 1857 года он находит занятие, позволяющее постоянно трудиться и видеть реальные плоды этого труда: Толстой открывает в Ясной Поляне школу для крестьянских детей. Не к элементарному ликбезу направлены усилия Толстого-учителя. Он стремится пробудить в ребятах творческие силы, активизировать и развить их духовный и интеллектуальный потенциал. Работая в школе, Толстой все глубже вживался в крестьянский мир, постигал его законы, психологические и нравственные устои. Этот мир простых и ясных человеческих взаимоотношений он противопоставлял миру дворянскому, миру образованному, цивилизацией уведенному от вековечных устоев. И противопоставление это было не в пользу людей его круга. Чистота помыслов, свежесть и точность восприятия его босоногих учеников, их способность к усвоению знаний и творчеству заставила Толстого написать резко полемическую статью о природе художественного творчества с шоки
