Основное содержание поэзии Кузмина
Обращаясь к самым «истокам бытия», Впоследствии, оценивая историко-литературное место акмеизма в русской поэзии, С. Городецкий писал: «Нам казалось, что мы противостоим символизму. Но действительность мы видели на поверхности жизни, в любовании мертвыми вещами и на деле оказались лишь привеском к символизму…» Новизна эстетических установок акмеизма была ограниченной и в критике того времени явно преувеличена. Отталкиваясь от символизма, поэтику нового течения Гумилев определял крайне туманно.
Под флагом акмеизма выступили
Творческое воплощение акмеистической эстетической программы у разных поэтов течения было очень индивидуальным; более того, крупнейшие поэты вступали в явное противоречие с узостью поэтической теории
Складывалась некая общая ориентация на другие, чем у символистов, традиции русского и мирового искусства. Говоря об этом, В. М. Жирмунский в 1916 г. писал: «Внимание к художественному строению слов подчеркивает теперь не столько значение напевности лирических строк, их музыкальную действенность, сколько живописную, графическую четкость образов; поэзия намеков и настроений заменяется искусством точно вымеренных и взвешенных слов… есть возможность сближения молодой поэзии уже не с музыкальной лирикой романтиков, а с четким и сознательным искусством французского классицизма и с французским XVIII веком, эмоционально бедным, всегда рассудочно владеющим собой, но графичным богатым многообразием и изысканностью зрительных впечатлений, линий, красок и форм».
Для складывающегося акмеизма призывы от туманной символики к «прекрасной ясности» поэзии и слова не были новы. Первым высказал эти мысли несколькими годами ранее, чем возник акмеизм, М. А. Кузмин — поэт, прозаик, драматург, критик, творчество которого было исполнено эстетического «жизнерадостного» приятия жизни, всего земного, прославления чувственной любви. К социально-нравственным проблемам современности Кузмин был индифферентен. Как художник он сформировался в кругу деятелей «Мира искусства», в символистских салонах, где и читал свои стихи . Наиболее значительными поэтическими сборниками Кузмина были «Сети» , «Осенние озера» , «Глиняные голубки» . В 1910 году в «Аполлоне» он напечатал свою статью «О прекрасной ясности», явившуюся предвестием поэтической теории акмеистов.
В ней М. Кузмин критиковал «туманности» символизма и провозгласить ясность главным признаком художественности.
Основное содержание поэзии Кузмина и его излюбленные герои охарактеризованы поэтом во вступлении к циклу «Мои предки» : это «моряки старинных фамилий, влюбленные в далекие горизонты, пьющие вино в темных портах, обнимая веселых иностранок», «франты тридцатых годов», «милые актеры без большого таланта», «экономные умные помещицы», «прелестно — глупые цветы театральных училищ, преданные с детства искусству танцев, нежно развратные, чисто порочные», все «погибшие, но живые» в душе поэта.
Из столетий мировой истории, «многообразных огней» человеческой цивилизации, о «фонариках» которой с пафосом писал в стихотворении «Фонарики» Брюсов, Кузмину ближе всего оказываются не Ассирия, Египет, Рим, век Данте, «большая лампа Лютера» или «сноп молний — Революция!», как для Брюсова, а «две маленькие звездочки, век суетных маркиз». Не мечта Брюсова о «грядущих огнях» истории ведет поэзию Кузмина, а «милый, хрупкий мир загадок», галантная маскарадность жеманного века маркиз, с его игрой в любовь и влюбленность:
Маркиз гуляет с другом в цветнике. У каждого левкой в руке, А в парнике Сквозь стекла видны ананасы.
История, ее вещественные атрибуты нужны Кузмину не ради эстетической реконструкции, как у Брюсова, не для обнаружения исторических аналогий, а в качестве декораций, интерьера, поддерживающих атмосферу маскарада, игру стилями, театрализованного обыгрывания разных форм жизни.
Игровой характер стилизации Кузмина подчеркивается легкой авторской иронией, насмешливым скептицизмом. Поэт откровенно играет вторичностью своего восприятия мира. В этом смысле характерно стихотворение «Фудзий в блюдечке», в котором природа эстетизирована, а как бы посредником между нею и поэтом оказывается японский фарфор и быт:
Сквозь чайный пар я вижу гору Фудзий… Весенний мир вместился в малом мире: Запахнет миндалем, затрубит рог…
Мотивы лирики Кузмина непосредственно перекликались с темами и мотивами ретроспективных полотен К. Сомова, С. Судейкина и других художников «Мира искусства». Установка на утонченность, изящество стиля переходила в манерность, характерную для поэта жеманностью. Причем сам поэт подчеркивал условность своих стилизаций, снисходительное, ироническое к ним отношение. А обращение Кузмина к современности выражалось в поэтизации ее «прелестных мелочей»:
Где слог найду, чтоб описать прогулку, Шабли во льду, поджаренную булку И вишен спелых сладостный агат? Далек закат, и в море слышен гулко Плеск тел, чей жар прохладе влаг рад. Дух мелочей, прелестных и воздушных, Любви ночей, то нежащих, то душных, Веселой легкости бездумного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных, Твоим цветам, веселая земля!
Эпоху русской жизни, которую так трагически переживал Блок, Кузмин воспринимает как время беззаботности, «бездумного житья», любования «цветами земли». Отмечая в творчестве Кузмина «дыхание артистичности», Блок указал и на «невыносимую грубость и тривиальность» его поэзии.
Вырываясь из рамок этой программной тривиальности, Кузмин написал «Александрийские песни», которые вошли в историю русской поэзии. И в произведениях этого цикла ощущается налет стилизаторства. Но если в своих ранних стихах Кузмин, как остроумно заметил А. Ремизов, «добирался до искуснейшего литераторства: говорить не о чем», то в «Александрийских песнях» он сумел проникнуть в дух древней культуры, ее чувств. Их достоинство — в передаче естественного, глубокого чувства человека.
Они отразили мастерство Кузмина в технике стихотворства, на что обращал внимание В. Брюсов. Достижения в творчестве Кузмина и других поэтов течения были связаны, прежде всего, с преодолением акмеистического тезиса о «безоговорочном» принятии мира. В этом смысле примечательны судьбы Городецкого и А. Ахматовой. В свое время А. Блок назвал «Цех поэтов» «Гумилевски-Городецким обществом».
Действительно, Гумилев и Городецкий были теоретиками и основателями акмеизма. Он уже в ранний период своего творческого развития начинал тяготеть к реалистической поэтике.