Зачем тревожился-сочинял?
Когда-то Виктор Шкловский объяснял, почему трудно написать комедию: прежде чем ее увидит зритель, надо рассмешить десять инстанций. Учебники трудно писать по сходной причине. Прежде чем текст дойдет до «конечного потребителя» — учителя и школьника, он должен пройти министерский экспертный совет, удовлетворить рецензентов в академиях наук , привлечь областных и городских руководителей отделов образования, принимающих решения о закупках книг для своих регионов.
Есть, однако, и трудности объективные. С одной стороны, новый учебник
Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Зачем же вам тревожиться сочинять?»
С другой стороны, учебник — не место для слишком резких экспериментов. Хочешь перевернуть привычные представления о «Грозе» или «Вишневом саде» — пиши статью или монографию. Стандарт и примерная программа — опора, якорь, почва для сравнения.
Уже закончив работу над своей книгой , я прочел статью Натальи Борисенко из г. Королева , которая провела анкетирование по поводу учебника своих одиннадцати-классников
Когда я принял предложение издательства «Academia», в полной мере не подозревал о подобных трудностях. Но первоначально сформулировал для себя главный тезис, который был ответом на этот диагноз учительницы.
Учебник литературы — это книга, которую не только обязаны изучать, но которую хотелось бы прочитать. В идеале — не только по главам, параграфам и разделам, но целиком, как нормальную, интересную книгу о русской литературе ХIХ века, со своим сюжетом, композицией, стилем. Причем увлекательность надо не привносить в предмет со стороны , а найти в самой проблематике великих текстов и способах ее подачи.
Оглавление — визитная карточка книги. Конечно, можно, как в примерной программе, десять раз подряд повторить формулировку «Жизнь и творчество…». Можно так, но можно и по-иному.
В результате долгих проб появилась моя любимая диалектическая «формулировка с двоеточием», задача которой — обозначить тему очередного параграфа и в то же время до поры до времени скрыть ее; смысл должен проясниться только после чтения.
Вот как, к примеру, выглядит оглавление биографического раздела «И. С. Тургенев»: Усадьба и университет: проза и поэзия. Светский лев: роковая любовь.
Писатель-скиталец: западник — о России. Трезвый среди пьяных: ссоры и разрывы. Хранитель предания: культура как родина.
Аналогично структурируются и аналитические разделы.
» Отцы и дети»: Летописец эпохи: культурно-героический Роман. Герой времени: нигилист как философ. Отцы и дети: оригиналы и пародии.
Три испытания: дуэль, любовь, смерть.
» Преступление и наказание»: Жанр: идеологический роман. Петербург: город странный, город страшный. Униженные и оскорбленные: «некуда пойти». Теория Раскольникова: арифметика и алгебра.
Герой и теория: проверка жизнью. Эпилог: «их воскресила любовь…».
Каждый практикующий учитель, надеюсь, заметит здесь привычную проблематику, сформулированную, однако, в чуть сдвинутом, эксцентричном ключе. Таким образом я пытался поймать читателя-школьника на крючок интереса.
В сходной манере написан и основной текст книги. Я специально старался, чтобы «замечательные» формулировки — «ярко и образно», «мировое значение творчества…» и т. п. — даже случайно не прокрались в текст.
Материал любого учебника включает четыре главных уровня: общие историко-литературные главы — биография автора — анализ отдельного произведения или художественного мира — методический аппарат, вопросы и задания. Каждый из них я стремился выстроить наиболее удобно и логично для возможного читателя.
Девятнадцатый век — уже позапрошлый. Возможно, в том числе и на школьном уровне, посмотреть на него в его цельности и завершенности. Поэтому вместо глав, освещающих отдельные периоды, учебник начинается с двух больших разделов: «Девятнадцатый век: кровь, железо и золото» и «Новая русская литература: направления и поколения», дающих основную историческую и литературную информацию.
Первая общая идея, на которой строится учебник, вполне привычна: русская литература ХIХ века развивалась в реалистических параметрах, пережила три основные эпохи реализма. Вторая не совсем тривиальна: классики от Пушкина до Толстого — словно одна большая семья, их могла родить одна женщина. Этим тоже объясняется сходство проблематики и эстетических принципов.
Филология — не только серьезная, но и веселая наука. Эти два самых серьезных и абстрактных раздела завершались главкой «Другая история литературы: веселые ребята», в которой, под защитой любившего анекдоты Пушкина, из достаточно известных «Анекдотов о русских писателях» выстраивалась любовно-пародийная история коллективного Сочинения романа » Герой нашего времени». После авторских сокращений и издательской редактуры она, увы, исчезла.
Биографические главы о каждом авторе, кроме «треугольника «золотого века»» строятся однородно. В каждой из них предпринимается попытка дать не хронологическую канву, а психологический портрет писателя, представить драму его судьбы . Но для удобства чтения и возможного контроля каждая такая глава сопровождается хронологической табличкой . В приложении даются и еще несколько таблиц, систематизирующих в удобной для запоминания форме исторические и биографические даты.
В аналитических главах дается либо целостный анализ включенного в стандарт ключевого произведения , либо, когда речь идет о лирике, описание художественного мира .
Методический раздел, помимо привычных репродуктивных вопросов, содержит творчески-контекстуальные задания: здесь на какую-то проблему предлагается посмотреть глазами другого, более позднего, художника, увидевшего больше, чем может заметить нетренированный и незаинтересованный взгляд.
Подобных заданий в первоначальном варианте было довольно много. Через них в учебнике литературы ХIХ века как критики-интепретаторы появлялись Цветаева, Булгаков, Набоков, Солженицын, Д. Самойлов, Ю. Трифонов. Но поскольку такие задания требовали больших цитат-иллюстраций, большинство из них исчезло при сокращении.
Возможно, они пригодятся в методическом пособии.
Цитированная уже Н. Борисенко, как и многие другие, жалуется на перегрузку учебника лишним материалом. Способом борьбы с ней я выбрал строгое ограничение. Во-первых, в учебнике резко сокращен персонажный фон.
В нем нет главок ни о современниках Пушкина, ни о шестидесятниках. Тем, кому нужен материал о Баратынском или А. Толстом, придется обращаться к другим книгам.
Во-вторых, у меня практически нет разговора о произведениях, которые не изучаются монографически. «Обыкновенная история», «Идиот» или «Анна Каренина» упоминаются в биографических главах, но не анализируются, даже кратко. Обычно таких полупересказов-полуанализов в существующих пособиях набегает десятки страниц, но не очень понятно, чем эти рефераты отличаются от брошюр с «кратким содержанием» и зачем они нужны, если программа не предполагает самостоятельного чтения этих текстов.
Зато анализ программных текстов в моем учебнике отвечает обычным филологическим критериям: каждая цитата сопровождается ссылкой на источник . Все свои разборы и размышления я старался не декларировать, а аргументировать, предполагая самостоятельное обращение ученика к тексту, проверку, возможность иной точки зрения.
Как бы ни сложилась судьба моего учебника , одной вещью могу гордиться уже сейчас. Школьный учебник уже целый год печатает — не по моей, а по собственной инициативе — литературный журнал «Звезда» в специально для этого созданном разделе «Школьный балл». Такого в истории нашей журналистики я не припомню.
Интересующиеся могут обратиться в библиотеку, интернетовский «Журнальный зал» или на сайт журнала. Кстати, там есть разделы, в издательстве попавшие под сокращение.
От редакции. Примеры заданий из учебника И. Н. Сухих вы найдете на последней полосе в нашей традиционной рубрике «Задание со звездочкой».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)