Обличительный пафос романа «Жизнь и судьба»
Гроссман развенчивал структуру тоталитарных режимов. Анатолий Бочаров. Пущенный под нож макет «Черной книги», «арестованный» роман «Жизнь и судьба», наглухо запертая повесть «Все течет» — таковы вехи послевоенной биографии писателя Василия Гроссмана.
Ныне всенародно известный роман «Жизнь и судьба», результат многолетнего труда автора, подвергся особому гонению. У писателя были изъяты все рукописи, черновики, даже листы копирки. Партийный идеолог М. А. Суслов сказал писателю, что его роман можно будет издать
Но роман удалось спасти. Крамольным для властей он стал из-за своего обличительного пафоса. Василию Гроссману удалось исследовать и показать тоталитарную структуру сталинского Советского Союза и гитлеровской Германии. Роман «Жизнь и судьба» начинается с картины немецкого лагеря. «Лагеря, — пишет писатель, — стали городами Новой Европы».
До того разделенная, Европа стала в этом смысле единой. На ее пространствах появились гигантские образования, похожие на клетки шахматной доски; колючая проволока, не зная границ, протянулась от Урала до Южной Германии. В романе воссозданы
А в это время где-то далеко на востоке, в лагере, уголовник вбивает ночью гвоздь в ухо своей спящей жертве. На Западе немецкие эшелоны увозят на ликвидацию евреев из гетто. Трагедия народа, по Гроссману, заключается в том, что, ведя войну освободительную, сознавая, что цели войны с нашей стороны праведны, он, еще не сознавая того, ведет войну на два фронта: против Гитлера и против Сталина.
Во главе народа-освободителя стоит тиран и преступник, который усматривает в его победе свою победу, победу своей личной власти. Воплощением этого противоречия становятся события в Сталинграде. На острие этого конфликта — «дом шесть дробь один», гордость и оплот армии, находящийся «на оси немецкого удара».
Этот дом для немцев как кость в горле, потому что «запирает» их наступление на Сталинград, мешает продвижению по России. Дом этот стал проблемой также и для тех советских военных, кто привык видеть в глазах своих подчиненных покорность: для Крымова, для Особого отдела, — там уже известно, что среди защитников дома завелось свободомыслие. «Свободы хочу, за нее воюю», — говорит «управдом» капитан Греков. И подразумевает при этом не только освобождение территории от врага, но и освобождение от «всеобщей принудиловки», которой, по его мнению, была жизнь до войны.
Дискуссия о свободе, о добре, дружбе, о причинах всеобщей покорности перед лицом тотального насилия развертывается в произведении и под пулями в стенах «дома шесть дробь один», и в камерах Лубянки, и в среде ученых в Казани. Писатель исследует моменты преображения в человеке, чудо рождения протеста. » Есть право большее, чем право посылать, не задумываясь, на смерть, — право задумываться, посылая на смерть», — говорится в том эпизоде романа, когда полковник Новиков принимает дерзновенное решение на восемь минут отсрочить исполнение сталинского приказа о вводе в бой танкового корпуса с тем, чтобы подавить уцелевшие огневые точки и избежать лишних потерь. Художественное пространство романа Гроссмана многолюдно и многопланово. Писатель берет разные «срезы» войны: вот перед нами штаб Еременко, вот штаб Паулюса; вот воронка, в которой одновременно прячутся от смерти и русский, и немец.
Читая роман, мы встречаемся с физическим страхом и духовным благородством, святым порывом и предательством, видим грубость, нежность, слезы, грязь и трепет сердца. Победоносная Сталинградская битва в романе — это и героическое деяние, и беда народа, который, освобождая страну, освобождая мир от фашизма, одновременно завоевывает славу Сталину. «Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека и его свобода». «Духовное движение войны» после победы под Сталинградом идет в сторону усиления диктатуры Сталина, укрепления его личной власти и в сторону стремительного освобождения духа народа. Сталинградская битва все-таки стала началом духовного раскрепощения страны.
И пусть свобода родилась только на «пятачке» дома «шесть дробь один», в душах таких людей, как полковник Новиков, капитан Греков, физик Штрум, дочь Штрума Надя, это все равно было началом, — так понимает это событие Василий Гроссман. Он как бы заглядывает в наш день и, видя освобождение от состояния массовой покорности и гипноза, говорит: жизнь сильнее судьбы, человек больше своего страха.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)