Наши птицы в Африке
Много чудес мы повидали в Африке. Невиданные ранее дикие животные, экзотические птицы, обитатели африканских рек — всего не перечесть. Но меня более всего удивили наши, российские, птицы, которые временно здесь гостят, пока на севере трещат морозы. Зиму эти кочевники проводят в теплых краях, а весной возвращаются на родину. Во время путешествия вдоль реки Лимпопо мы с коллегами расположились на берегу перекусить.
Закусываем, наблюдая за тихо текущей водой. Почти красная она — от земли, по которой течет. Кажется, это не вода, а теплый безжизненный
Значит, есть в Лимпопо рыба. И где-то в заводях, возможно, прячутся гиппопотамы.
Крокодил издали, из воды наблюдает за нашей трапезой. По звукам можно судить: и лес вокруг не безжизненный. Кричит длиннохвостая, как сорока, и столь же шумная птица — серый бананоед . Кто-то ритмично булькает в зелени, кто-то тихо поскрипывает, шуршит, и вдруг — песня. Соловей?
Не может быть! Переглядываемся — соловей! Все коленца в песне присутствуют, но звуки приглушены, словно певец чего-то стесняется, — нет
Соловей! Любимец наш, прибывая в Африку на зимовку, долетает только чуть-чуть южнее Лимпопо. Любители мест сыроватых чувствуют себя тут, у реки, видно, хорошо.
Но что значит соловьиная песня 4 февраля?
Засобирался уже в дорогу? Уже для песен созрел? Очень возможно.
Летящие на родину птицы на остановках поют. В Подмосковье в мае мы слышим не только певцов уже загнездившихся, но и летящих дальше на север. А этот, возможно, уже на старте пробует голос.
Более часа потоптались мы около Лимпопо. Жарковато и душно. И потому особо удивительно было слышать певца, строить гнездо которому придется где-нибудь около речки Лопасни под Серпуховом или на Усманке у Воронежа.
Тут же, у Лимпопо, мы и еще увидели земляков. Не меньше двух сотен белых аистов и с полсотни степных орлов расхаживали в одной компании в редком, затопляемом во время разливов реки кустарнике и что-то азартно ловили. Соседство и концентрация птиц необычайны, но мир и спокойствие были в этой смешанной стае ловцов. Если мы приближались, птицы взлетали, но сразу же опускались, и снова начиналась охота.
Приглядевшись как следует, мы поняли: аисты ловят пешую саранчу.
Позже аистов мы видели едва ли не ежедневно. Они паслись под ногами у зебр, на сухих деревьях сидели у водоемов, расхаживали в поисках ящериц и мышей на пожелтевших холмах. Вид у птиц, гостящих здесь в Африке, такой же, как и на родине, гордый и независимый.
Не очень пугливы, но и не очень доверчивы.
Несколько аистов видели мы на самой южной оконечности Африки — у мыса Игольного. Тут они охотились на кого-то в обществе «наших» скворцов. Прикиньте-ка расстояньице от смоленской какой-нибудь деревеньки: Средиземное море было у птиц на пути, пустыни, африканский тропический лес…
Все одолели и вот кормятся, набираются сил для обратного путешествия.
А в конце февраля в пустыне Калахари мы глазам не поверили: опять аисты, и в количестве, какое на родине вообразить невозможно: голов пятьсот или больше! Птицы сидели у неглубокого озерца шевелящимся черно-белым ковром — спокойные, неторопливые. Кормиться таким числом невозможно.
Озерцо явно служило пунктом, к которому аисты собрались с большой территории, и это значило: вся огромная стая была готова к дальней дороге на север.
Близко подъехавшую машину птицы не испугались, но сразу взлетели, как только мы попытались подойти ближе. Небо закрыли распростертые крылья. Потоки горячего воздуха Калахари поднимали птиц выше и выше.
Полет аистов и орлов легок. На высоте они скользят в потоках теплого воздуха, и большая дорога дается им легче, чем птицам, постоянно машущим крыльями, например ласточкам, которые сильно устают от больших перелетов. Иногда, оседлав восходящий поток, аисты в некоторых точках межконтинентального путешествия перемешиваются с орлами.
Снизу кажется: между птицами завязалось сраженье. На самом деле они кружатся, набирая высоту, и никто никому не мешает.