Изучение литературы: математики vs гуманитарии
Основное отличие математиков от гуманитариев — по нашим понятиям — не в знании математики как таковой. Отличие в образе в целом. Несмотря на кажущуюся эфемерность этого понятия, говорить придется именно о нем.
В нескольких штрихах основные, на наш взгляд, черты этого образа: культ интеллектуальных умений, привычка иметь дело с исключительно абстрактным и личностно-отчужденным содержанием, склонность к иронии и в неблагоприятном случае — снобизм.
Оговоримся — портрет исключительно схематичен, но именно те черты, которые
Речь, естественно, должна идти о том, в чем может выражаться учет этих особенностей при преподавании литературы. Здесь — оговоримся повторно — наши замечания будут кратки и тезисны. Ученик маткласса привык всегда абсолютно точно понимать, в чем состоит задача, решать которую ему предстоит. Поэтому у математиков, по нашим наблюдениям, традиционно «проваливается» весьма любимое некоторыми словесниками так называемое «комментированное чтение», когда от учеников требуется говорить что-то по поводу прочитанного эпизода по ходу «продвижения
На наш взгляд, комментирование принципиально возможно лишь при повторном, а отнюдь не при первом чтении, то есть тогда, когда известен весь текст и поставлена четкая задача создания его интерпретации.
Четкость постановки задачи — повторимся, обязательная для математиков — состоит в том, что ученику объясняются требования, в принципе предъявляемые к интерпретации. Делается это на примере образа, в котором интерпретатор должен собрать из разрозненных деталей мозаики целостную картину — и при этом у него не должно оставаться лишних деталей. То есть предлагаемое толкование должно охватывать весь текст, и интерпретации любых отдельных элементов должны непротиворечиво увязываться с выдвинутой гипотезой относительно идеи всего произведения.
Выполнению этой задачи — задачи нахождения такого толкования — лучше всего, на наш взгляд, соответствует следующий алгоритм действий: выдвигается гипотеза о смысле произведения , далее гипотеза «проверяется текстом»: следует рассмотрение отдельных эпизодов с точки зрения общей идеи с целью понять, удается ли указать смысл и место каждого из них . Именно здесь и именно в русле этого алгоритма и должно быть встроено «комментированное чтение», имеющее ясную и четкую цель подтверждения или опровержения выдвинутой гипотезы относительно смысла текста . Именно в этом случае, как нам представляется, стилизация профессиональной литературоведческой деятельности обретает некоторую упорядоченность и осмысленность.
Естественно, упомянутая схема абсолютно не нова, чтобы не сказать, общеизвестна, хочется лишь отметить, сколь важна ее структурирующая функция и сколь необходима отчетливость в ее предъявлении. Нам приходилось сталкиваться с тем, что ученики , не привыкшие задавать вопрос, «о чем же все-таки это произведение», хорошо знают про «хандру» первой главы, русскую душу Татьяны и оба письма наизусть, но совершенно ничего не могут сказать о том, в чем же, хотя бы предположительно, заключалась пушкинская мысль, что же он хотел сказать, сочиняя свою «энциклопедию».
Это пример, на наш взгляд, прямого следствия недостаточной четкости в постановке задачи, всякий раз предъявляемой ученику как интерпретатору.
Четкая постановка задачи должна положить конец столь популярным и, разумеется, дилетантским разговорам о том, что мы, мол, не знаем, да и знать не можем, что хотел сказать автор, оставляя нам тот или иной текст. Иллюзия, будто «раз не знаем», то и «говорить не о чем», обусловлена просто-напросто «неспособностью к жанру», непониманием, что интерпретирование предъявляемого текста и есть не что иное, как «правило игры» в той самой деятельности, подражание которой и должно происходить на уроке. То, что «мы не знаем», — не финал обсуждения, а его начало.
И это «правило игры» литературоведения зиждется, по существу, на основополагающей аксиоме о «преднамеренности» текста: текст есть преднамеренное авторское послание, и, стало быть, интерпретирование является абсолютно естественным и подразумеваемым «ответом» читателя на адресованную ему «реплику». Математикам, возможно, это требуется объяснять особо, в чем и будет заключаться то самое приобщение к жанру.
На наш взгляд, не только не стоит бояться некоторой структурированности «литературных разговоров» с математиками, напротив, ее требуется всячески поощрять и поддерживать. Вообще, литературу, как нам представляется, нужно обсуждать личностно отчужденно; вопросы, которые нам довелось слышать , к литературоведению никакого отношения не имеют и на уроке вообще моветон .
Еще одно пожелание, являющееся продолжением изложенного выше: как можно больше конкретных сформированных умений, как можно больше времени на создание какого-то конкретного «осязаемого» продукта. Собственно, основной конкретный осязаемый результат, достижение которого необходимо в любом случае, — умение писать сочинение. И здесь чем более упорядочена работа на уроке, чем более она алгоритмизирована, чем четче обозначены цели и методы, тем непосредственнее ее влияние на научение высказываться письменно. Вопрос о написании Сочинения должен рассматриваться опять-таки как вопрос освоения алгоритма и, стало быть, «оспосабливания» жанра.
Ничто не воспитывает и не организует математиков лучше, чем сознание того, что они занимаются целеобладающим интеллектуальным трудом, а не отвлеченными и поэтому часто столь невнятными разговорами о «духовном».
Ни в коем случае из сказанного не следует, что на уроке математикам не нужна эмоциональная составляющая — просто она должна встраиваться в канву интерпретирования. Мы здесь утверждаем лишь то, что должны быть исключены любые, если так можно выразиться, «неупорядоченные» разговоры про героев и переживания вне всякой цели и системы, и, стало быть, непонятно о чем. Подобные разговоры, как нам представляется, весьма большое зло, поскольку не просто отвращают учеников с развитым логическим мышлением от предмета, но и в принципе дезориентируют их в отношении литературоведческого ремесла.
И последнее: как преподавать литературу у гуманитариев, вроде бы более «замотивированных» на ее изучение и вдобавок лишенных характерных «математических» черт? По нашему глубокому убеждению, основанному на длительных наблюдениях и многочисленных беседах с ними о литературе, — так же.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)