Что я принимаю и с чем я спорю в произведениях М. Горького
Недавно состоявшаяся экскурсия в музей-квартиру М. Горького оставила противоречивые впечатления: роскошный особняк в стиле модерн — для пролетарского писателя, редкая коллекция миниатюрных фигурок из кости и нефрита. Строгие шкафы с книгами до самого потолка, дорогие картины, фотографии сына, внучек, друзей и знакомых… Известно, что Горький не любил этот дом, чувствовал себя в нем, как в золотой клетке. Побывавший у него в 1925 году Р. Роллан записал в дневнике: , «Он очень одинок, хотя никогда не бывает один», «в его душе происходит
И уж совсем красноречивый вывод — «У старого медведя на губе кольцо». Экскурсовод рассказал, что Горький не мог встречаться, с кем ему хочется, под видом заботы о его здоровье посетителей тщательно фильтровали. В музее я узнал разные версии гибели сына и смерти самого М. Горького.
Секретарь Горького, оказывается, был агентом ГПУ… Все это требует осмысления и переоценки того, что знал раньше о Горьком. А что знал?
То, что в учебнике, особенно интереса не вызывало. Из прочитанного запомнилось лишь что-то из раннего творчества… Первые же строки молодого
Романтические песни, «Старуха Изергиль» — все это, на мой взгляд, подлинное искусство: прекрасный, «цветистый» язык, сказочная метафоричность, яркость, необычайность героев, возвышенные мечты и чувства, великолепная пейзажная живопись. Когда Горький принес Короленко рассказ «Старуха Изергиль», тот сказал: «Странная какая-то вещь. Это — романтизм, а он давно скончался.
Очень сомневаюсь, что сей Лазарь достоин воскресения. Мне кажется, вы поете не своим голосом. Реалист вы, а не романтик, реалист!» Но после рассказа «Челкаш» Короленко вынужден был признать в молодом авторе и реалиста, и романтика.
Горький сам замечательно тонко определил причину двойственности своего раннего творчества. Он так и говорит, что давление «томительно бедной жизни» понуждало его украсить нищету существования сказочными вымыслами, тогда как богатство живых впечатлений бытия находило выражение в рассказах реалистического характера. Ранние реалистические рассказы перекликаются с тем, что описано в автобиографической трилогии . «Свинцовые мерзости русской жизни» — и в то же время «здоровое, яркое, творческое», что есть в русском народе. Все это написано в традициях русской классики XIX века и близко мне. Драматургия Горького, по-моему, сродни чеховской, но более заострена социально. «Дачники», «Дети солнца», «Васса Железнова», увиденные по телевизору, достаточно интересны. «На дне» — пьеса, заставляющая спорить, размышлять о правде и лжи, о смысле человеческого существования, о сострадании, об ответственности за свою личную судьбу.
Афористичность языка привлекает, многое запоминается надолго. Поражает мастерство речевых характеристик: ночлежники — живые человеческие типы. Спорным представляется Сатин как антипод Луки. Он гораздо менее убедителен, чем Лука, к тому же сам признает его правоту . Больше всего спорить хочется с романом «Мать». Многие страницы написаны с большой художественной выразительностью , но в целом читать довольно скучно, а уж идея насильно осчастливить все человечество, оправдание революционного террора — абсолютно неприемлемы для меня.
Думается, что «своевременность» этой книги в прошлом и сухой, схематичный, холодный Павел никого уже увлечь не сможет. А вот материнская великая любовь Ниловны, которая, как библейская Мария, приносит своего сына в жертву людям, не может не привлечь. Послеоктябрьское творчество Горького мало знакомо мне. Изучено обзорно «Дело Артамоновых», «Жизнь Клима Самгина», последний роман, судя по телевизионной версии, грандиозное и, возможно, самое важное и талантливое из всего, что написано Горьким.
Обязательно надо прочитать, если осилю. Несмотря на то что не все принимаю в Горьком, я думаю, не правы те, кто заявляет о том, что нужно отбросить его за ненадобностью. Мне интересна личность Горького, поскольку он один из тех, кто «сделал себя сам».
Как это ни банально звучит, в разное время Горький был разным , и, следовательно, справедливо будет сказать, что никакой эпизод из жизни писателя не может характеризовать его полностью, что он лишь звено в цепи сложной, но исполненной глубокого смысла судьбы.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)