Источники идей, сюжетного замысла и стиля романа-эпопеи Рабле

Главным источником Рабле явились народное творчество, живая фольклорная традиция, пропитывающая весь его роман, а также те произведения французской средневековой литературы предшествующих двух-трех веков, в которых народное начало проявилось с наибольшей силой. Рабле почерпнул немало мотивов и сатирических черт своего романа из фаблио, второй части «Романа о Розе», из Вийона, которого он хорошо знал, но еще больше — из серия гротескных персонажей, к которым он обращается: «философы» разных толков, не способные вымолвить разумного

слова, судья Бридуа, решающий все тяжбы бросанием игральных костей, и т. п. В этой книге излагается философия «пантагрюэлизма», который для Рабле — во многом разочаровавшегося и сделавшегося теперь более умеренным — равнозначен внутреннему спокойствию и некоторому равнодушию ко всему происходящему вокруг него.
Первая краткая редакция «Четвертой книги героических деяний и речей Пантагрюэля», вышедшая в 1548 г. (снова под именем Рабле), также носит по указанным причинам сдержанный в идейном отношении характер. В ней Рабле возвращается к буффонному стилю повествования второй книги, как бы стремясь выдать ее за невинную юмористику. Но четыре года спустя, почувствовав себя в безопасности под покровительством кардинала дю Белле, Рабле выпустил в Париже расширенное издание этой книги, где дал волю своему негодованию против новой королевской политики, поощрявшей религиозный фанатизм, и придал своей сатире исключительно резкий характер.
Фабульная канва книги — рассказ о плавании Панурга и его спутников (в том числе самого Пантагрюэля) к помещаемому Рабле в Китае оракулу Божественной бутылки, который должен разрешить мучащие Панурга сомнения. Все это путешествие представляет собой смесь точных географических данных (отражающих всеобщий интерес к дальним плаваниям в эпоху колониальной экспансии) с причудливой фантастикой, имеющей обычно аллегорико-символический смысл. Путники посещают поочередно остров Прокурации, населенный кляузниками и сутягами, остров Ка-ремпренан («соблюдающих католический пост») и соседний, населенный врагами их, Колбасами; острова Папефигов («показывающих папе фигу», т. е. кальвинистов) и Папиманов («приверженцев папы»); остров, где царит мессер Гастер (господин Желудок), «первый в мире магистр искусств», которому приносят обильные жертвы съестными припасами, и т. п.
Через девять лет после смерти Рабле под его именем была издана книга, озаглавленная «Звонкий остров», а еще через два года (1564) под его же именем — полная «Пятая книга», началом которой является «Звонкий остров». По всей вероятности, это черновой набросок Рабле, обработанный и приготовленный к печати кем-нибудь из его учеников или друзей.
Элементы стихийного протеста против отдельных сторон феодализма, содержащиеся во всех этих прямых или косвенных источниках, были подняты Рабле на уровень сознательной, систематической критики феодального строя и мировоззрения, которым он противопоставил продуманную и целостную систему нового, гуманистического миропонимания. Большую помощь оказало ему в этом глубокое знакомство с античной наукой и философией, где Рабле нашел много созвучного, послужившего ему образцом. При отсутствии прямых сюжетных заимствований из древних авторов роман Рабле насыщен серьезными или полушуточными (в стиле всего романа) цитатами из них, намеками, параллелями, примерами, почерпнутыми из античности. Все это образует существенный слой романа, который окрашивает его в целом. Из античности в значительной степени ведет начало пронизывающий его идеал гармонического равновесия душевных и физических сил, внутренне свободное, жизнерадостное, материальное отношение к жизни, народный по тону, очень смелый и вместе с тем тонкий юмор, похожий на аристофановский.
К народно-средневековому началу восходят также многие черты художественной техники Рабле. Композиция «Гаргантюа и Пантагрюэля», сводящаяся к свободному чередованию эпизодов и образов, близка композиции «Романа о Лисе», «Романа о Розе» или «Большого завещания» Вийона. Народно-средневековый характер имеет стихия гротеска, наполняющая роман. Однако эти моменты получают у Рабле новый смысл и новое назначение. Хаотическая форма его повествования отражает как бы выход человека Ренессанса на исследование действительности, предстающей перед ним во множестве аспектов, раскрывающейся с самых различных сторон, в зависимости от случайных, не подлежащих учету обстоятельств. Характерна в этом отношении тема III — V книг — консультации Панурга с целым рядом советчиков по тревожащему его вопросу и затем плавание по неведомым морям и островам. Здесь сказывается типичное для Ренессанса ощущение безграничности мира и таящихся в нем сил и возможностей.
Язык Рабле — причудливый, полный синонимических повторов, нагромождений, идиом, народных пословиц и речений — также имеет своей задачей передать все богатство оттенков, свойственное ренессансному материально-чувственному восприятию мира, освобожденному от всех пут и ограничений средневекового мировоззрения. Однако наряду с этим бурным потоком тонов и красок можно наблюдать в стиле Рабле огромную языковую культуру, использование всех грамматических средств, включение большого запаса научных и технических терминов, латинских или греческих слов и выражений. Замечательна та свобода, с которой Рабле сочетает, в отношении как идейного содержания, так и языка, народные элементы и культурное наследие античности.