Глубокое философское осмысление свободы Пушкиным
Передо мною лежит замечательная книга «Ваш Пушкин», написанная под редакцией Николая Скатова. В ней, главным образом, повествуется о жизни Александра Сергеевича и опубликованы его произведения. Большое впечатление на меня произвела статья, где описывается жизнь Пушкина в ссылке. Для того, чтобы лучше понять мироощущение Александра Сергеевича в этот тяжелый для него период, необходимо проанализировать написанные им вольнолюбивые стихотворения, что я и хочу изложить в своем реферате.
Пушкина надо сослать в Сибирь» — негодовал
Формально то, что мы называем южной ссылкой, значилось служебным перемещением. Но по сути это была именно ссылка: Пушкина удаляли из столицы, отправляли под надзор. Он уехал из Петербурга в мае 1820 года — чтобы вернуться в 1826.
На 5 лет он оказался исключен не только из светской жизни столицы, но и во многом из жизни литературных кружков и сообществ. Служебными обязанностями чиновник Пушкин перегружен
Стихотворение 1824 года «К Морю» завершает романтический период пушкинского творчества. Оно как бы стоит «на стыке» двух периодов, так как в нем присутствуют и романтические образы, и черты реализма. Это прощание и с реальным Черным морем, с которым расстается поэт (в 1824 году Пушкина высылают из Одессы в Михайловское, под надзор родного отца), и с морем как романтическим символом абсолютной свободы, и с самим романтизмом, и с собственной юностью.
События 14 декабря 1825 года стали для Пушкина, как и для большинства мыслящих людей его поколения, тем рубежом, который разделил историю России на «до» и «после», трагически завершил период либеральных надежд, ознаменовавших все царствование Александра 1. В стихотворении 1827 года «Арион» Пушкин подводит итог духовным исканиям декабристов, всей их деятельности, оценивает их дело. В аллегорической форме воссоздает он события недавнего прошлого:
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчании правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн —
Пловцам я пел.
Каждый герой этого стихотворения занят своим, важным делом, и задача певца — петь пловцам, нести Слово о них. Именно поэтому закономерным кажется таинственное спасение певца. Дело этих людей живо, пока певец не изменил себе:
Я гимны прежние пою.
Утверждение верности прежним идеалам и друзьям звучит в послании «Во глубине сибирских руд». Философское понимание свободы не уводит Пушкина от «прежних гимнов», от былых идеалов. Оно лишь помогает более глубоко осознать жизнь. Пришло понимание, что свободу никому нельзя принести в дар, как мечталось в юности, что свобода начинается с постоянной духовной работы; и ни о какой политической свободе нельзя говорить, пока не обретено духовное освобождение.
Глубокое философское осмысление свободы дано в стихотворении 1828 года «Анчар». В первой же строфе «Анчара» возникает образ «часового». Часовой стоит на границе, охраняет один мир от другого, особого мира, мира Анчара. Это мир абстрактного зла, ибо яд Анчара изливается вовне не из мести, а от его переизбытка: «Яд каплет сквозь его кору».
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет.
Тигр — воплощение жестокости; но это жестокость оправданная, понятная: он разрывает жертву и поедает ее, но он убивает оттого, что голоден. Зло Анчара — именно абстрактное зло, страшное своею беспричинностью. По сути, привычному человеческому миру противостоит антимир. Стихотворение построено на антитезе: первая его часть о самом «древе яда» отчетливо противопоставлена второй, сюжетной, которая начинается с подчеркнутого противопоставления:
Но человека человек.
В этой строчке намеренно убраны сословные перегородки: ведь перед лицом «антимира» и господин, и слуга прежде всего — люди, которые должны бы вместе противостоять злу, идущему извне. И сила зла, сила Анчара именно в том, что перед ним не люди, а хозяева и рабы. Одного лишь «властного взгляда» достаточно рабу, чтобы пойти на смерть и за смертью. Мы привыкли сочувствовать рабам и проклинать угнетателей. Есть ли сочувствие к рабу у Пушкина? Нет, «бедный раб», покорный взгляду царя и умирающий » ног непобедимого владыки» вызывает скорее презрение. Он так же отвратителен поэту, как и его господин, ибо смирение раба есть клеймо его духовного рабства; как и чувство вседозволенности, руководящее «владыкой». Духовная свобода не имеет ничего общего ни со вседозволенностью, ни с безволием. Так, через духовное рабство, входит в мир людей яд Анчара:
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
Свобода в понимании Пушкина обретает абсолютное значение. Она превышает по значимости все сущее в мире: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».