Основной эпический жанр поэтики Лермонтова
Основным эпическим жанром господствовавшего в русской I литературе 1820-1830-х годов направления, романтизма, был поэмный жанр. Естественно обращение Лермонтова при устремлении к большой форме именно к поэме.1 Для начинающего поэта, к тому же по преимуществу лирика, создание ее представляло большие трудности. Понятен поэтому подражательный характер юношеских поэм Лермонтова. Больше того, в 1827 году тринадцатилетний Лермонтов попросту переписывает «Кавказского пленника» Пушкина и «Шильонского узника» Байрона (в переводе Жуковского),
В следующем, 1828 году Лермонтов пишет свою первую поэму — «Кавказский пленник»; воспроизводя заглавие поэмы Пушкина, он непосредственно следует его традиции. Очень близок к Пушкину и ряд других вещей, написанных в самом начале его литературной деятельности: к тому же «Кавказскому пленнику»- «Черкесы» (1828), к «Братьям разбойникам» — «Корсар» (1828) и «Преступник» (1829), к «Бахчисарайскому фонтану»- «Две невольницы» (1830). Но при всем сходстве с поэмами Пушкина (вплоть
Другая традиция, воспринятая Лермонтовым параллельно с пушкинской,- традиция политических поэм декабристской литературы: три начала незавершенной исторической поэмы из древнерусской жизни «Олег» (1829), замысел которой близок к думе Рылеева «Олег вещий», и законченная поэма «Последний сын вольности» (1831). Мотив «милой вольности», образ отважного Вадима, «грозным именем» которого «народы устрашат князей, цак тенью вольности своей», но который «пал в крови, и пал один — последний вольный славянин»,- все это чрезвычайно напоминает мотивы и образы дум и поэм Рылеева, «Андрея, князя Переяславского» А. Бестужева. Но и здесь своеобразие Лер-цонтова уже наметилось. Герои этих лермонтовских поэм более действенны, чем герои дум и поэм Рылеева. У Рылеева даны не столько поступки героев, сколько их призывы к борьбе за свободу. У Лермонтова же Вадим («Последний сын вольности») показан в процессе самой борьбы. Вместе с тем в сравнении с декабристской литературой лермонтовские герои характеризуйся большей трагичностью.)
В новой исторической обстановке 30-х годов поэма «Мцыри» (1839), предваренная «Исповедью» (1829-1830), «Моряком» (1832), «Боярином Оршей» (1835-1836) и «Песнею про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837), также является развитием традиции политической поэмы декабризма, традиции, осложненной другими щногообразными литературными связями.
Наряду с Пушкиным и Рылеевым Лермонтов был увлечен я Байроном. По словам Е. Н. Сушковой, он уже летом 1830 года «был неразлучен с огромным Байроном»‘. Но традиции Байрона це были так непосредственно восприняты Лермонтовым, как традиции родной литературы. Произведений, прямо связанных с какими-либо поэмами Байрона, мы у Лермонтова не найдем. Его внимание привлекал главным образом байронический герой, увлечение которым сказалось во всех его романтических поэмах, особенно ранних. При этом с самого начала Лермонтов воспринимал Байрона не так, как Пушкин или Рылеев.
Пушкин увидел в героях Байрона характер «молодежи XIX столетия», с его «преждевременной старостью души», близкий к характеру, обнаруженному им в русской действительности. Пушкина на время захватило байроновское (в сущности, руссоистское) противопоставление простой, далекой от умерщвляющего влияния цивилизации среды «равнодушным к жизни, к ее наслаждениям». Вместе с тем Пушкин уже в «Кавказском плен-пике» и в особенности в «Цыганах» вскрыл эгоистическую сущность подобного характера. Лермонтов воспринимал Байрона главным образом в том аспекте, в каком писал о нем Д. Веневитинов в своей статье об «Евгении Онегине» (1825): «Все произведения Байрона носят отпечаток одной глубокой мысли,- мысли о человеке в отношении к окружающей его природе, в борьбе с самим собою, с предрассудками, врезавшимися в его сердце, в противоречии с своими чувствами».
Поэмы Лермонтова, как и вся его поэзия, обнаруживают, помимо. Пушкина, Рылеева, Байрона, огромное число литературных реминисценций из множества других писателей того времени- из Т. Мура, В. Скотта, Гюго, Ламартина, Шатобриана, А. де Виньи, Мюссе, Барбье, Шиллера, Гейне, Мицкевича и других. Свидетельствуя о широте кругозора Лермонтова, эти реминисценции, однако, подчинены движению мысли лермонтовского героя, придававшему им свой смысл.
Основное направление, по которому шла эта переплавка у Лермонтова, заключалось в том, что Лермонтов прежде всего обращался к облику человека данного времени, тогда как другие романтики чаще всего оставались на уровне более отвлеченной трактовки человека вообще. Каков бы ни был материал лермонтовского творчества — прошлое или настоящее, русская действительность или экзотический Кавказ, каковы бы ни были роды и жанры его произведений — лирика, поэма, драма или роман, его всегда привлекала современная ему действительность. Это неоднократно находит в его творчестве прямое словесное выражение: «Наш век смешон и жалок», «Век нынешний блестящий, но ничтожный», «Печально я гляжу на наше поколенье», «В наш век изнеженный», «В наш век все чувства лишь на срок», «В нашем веке зрелом», «Герой нашего времени», в котором дан «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения», и т. п.
Этот интерес в первую очередь к современному герою очевиден у Лермонтова уже в ранние годы его творчества, в частности в поэмах, к тому же во многом автобиографических. Цикл ранних поэм Лермонтова замкнут кругом любовных отношений: «Два брата» (1829), «Джюлио» (1830), «Литвинка» (1832). К этому циклу примыкают и первые пять редакций «Демона» (1829, 1830, 1831, 1833-1834), и связанные с ними поэмы «Аз-раил» и «Ангел смерти» (1831), а также поэмы, предваряющие «Мцыри»,- «Исповедь», «Моряк» и «Боярин Орша». В этих ранних поэмах можно заметить уже новую тенденцию — Лермонтов в трактовке своего героя выходит за рамки только личных любовных переживаний.
В другом цикле ранних поэм — в кавказских поэмах «Каллы» (1830-1831), «Измаил-Бей» (1832), «Аул Бастунджи» (1832-1833) и «Хаджи Абрек» (1833) -усиливается активность героя, мотивировка углубляется жаждой мести,- мотив, чуждый лирике поэта, подсказанный кавказским материалом. В «Измаил-Бее» мотивировка имеет уже общественный характер. В этом цикле широко использован фольклор народностей Кавказа. К нему Лермонтов будет обращаться в «Демоне», начиная с редакции 1838 года, и в «Мцыри». Опора на фольклор ослабляла абстрактность, присущую другим ранним поэмам.