Якоб Гримм — депутат национального собрания

/> Однако прусский король еще в конце февраля и в начале марта 1848 года повел тайные переговоры с австрийским канцлером Меттернихом и русским царем Николаем I. Обсуждалась возможность русской военной интервенции, чтобы в случае необходимости подавить с ее помощью революционные движения в государствах Германского Союза. Но эта цель не была достигнута — в Пруссии тоже не удавалось подавить беспорядки и массовые демонстрации. На народных собраниях в берлинском Тиргартене ораторы требовали не только свободы слова и свободы печати, немедленной амнистии всех политических заключенных и преследуемых, права свободно собираться и объединяться, но и всеобщего политического равноправия, всегерманского народного представительства и скорейшего созыва объединенного ландтага. Вслед за тем, 13 марта, был созван ландтаг, но сословные собрания провинций должны были состояться только 27 апреля. Эти попытки оттянуть время и известие, что Меттерних в Вене свергнут, привели к тому, что 14 и 15 марта на улицах Берлина были воздвигнуты баррикады. А позднее, 18 марта, произошли известные события на Дворцовой площади, 183 человека были убиты в ходе уличных и баррикадных боев, окончившихся выводом из города 14 000 солдат и полицейских. Потерпевший поражение ко-
Роль вынужден был согласиться на раздачу оружия народу и с непокрытой головой отдать последний долг погибшим в баррикадных боях.
Главным требованием революционеров во всех частях Германии был созыв Национального собрания, в котором депутаты народа должны были обсудить конституцию Германии в целом и вопрос о ее вожделенном единстве, стоявший уже не один десяток лет. Благодаря успехам, каких вначале достигло революционное движение, в мае 1848 года во Франкфурте-на-Майне смогло собраться первое германское Национальное собрание. В нем участвовало 56 человек, в их числе депутат от 29-го рейнско-прусского избирательного округа Якоб Гримм. Правда, сначала в этом округе выдвинули Эрнста Морица Арндта, который одновременно был избран в Золингене. Но так как 29-й округ желал иметь депутата столь же прославленного и с такими же несомненными национальными убеждениями, как Арндт, то остановились на Якобе Гримме, возможно, благодаря замечанию в «Кельнской газете» от 18 мая, что «звезда первой величины», а именно Якоб Гримм еще не избран.
На сообщение о своем избрании Якоб Гримм ответил в письме от 21 мая к своим избирателям, опубликованном во многих газетах, что он с радостью принимает оказанную ему честь, и одновременно разъяснил свою позицию в современной политической борьбе. «По тому, что раньше вы в Бонне выбрали Арндта, я понял, каковы ваши убеждения, а в моих вы сомневаться не станете, если я прибавлю, что по всем основным пунктам мыслю так же, как Арндт. Я стою за свободное единое отечество под властью могущественного короля и против всяких республиканских затей. Дальнейшее мне внушит мое сердце и время. Если вы можете на определенные случаи дать мне инструкции, то я жду сообщений во Франкфурте, куда отбуду завтра же поутру». В народе Национальное собрание не без основания прозвали «профессорским парламентом»: в числе 568 его депутатов было около ста ученых, а среди представителей буржуазии подавляющую часть также составляла интеллигенция.
Поэтому Якоб Гримм навряд ли был удивлен, встретив в церкви святого Павла большинство инициаторов I съезда германистов, состоявшегося полтора года назад во франкфуртской Старой ратуше. Из тех., кто подписал тогда призыв принять участие во встрече германистов, здесь не было только Вильгельма Гримма и берлинского специалиста по классической филологии и германиста Карла Лахмана.
Лидером правого центра, не бывшего ни подчеркнуто консервативным, ни либеральным, был избран Дальман, а к числу депутатов, наряду с Людвигом Уландом, принадлежал также Георг Готфрид Гервинус, со времен «геттинген-ской семеркл> сдружившийся: с братьями Гримм.
Якоб Гримм прибыл во Франкфурт через пять дней после открытия Национального собрания, состоявшегося 18 мая, и сел посередине зала рядом с Уландом, недалеко от ораторской трибуны. От партийных группировок он держался в стороне, в заседаниях фракций не участвовал. Для его независимой позиции характерны его четыре выступления в ходе общей дискуссии в Национальном собрании. Он чувствовал свою глубокую связь со всем народом, а потому при обсуждении новой конституции выступил против всяких привилегий дворянства. Еще 2 апреля 1820 года он писал своему другу Ахиму фон Арниму: в Поведение дворян даже там, где они действительно проявляют благородство, еще присущее их сословию, все-таки временами оскорбляет бюргеров, которые ежедневно имеют с ними дело. Мне приятней бывает — постарайся верно понять это мое сравнение — есть у бюргера черный хлеб, чем у дворянина белый».
В Национальном собрании во Франкфурте он потребовал, чтобы «кончились все правовые различия между дворянами, бюргерами и крестьянами и не происходило никакого возведения ни в дворянство, ни в высшее дворянство из низшего». Его требование было отвергнуто большинством в двадцать голосов.
Следующее выставленное им требование об отмене орденов провалилось при таком же голосовании. «Что касается орденов, — пишет он 2 августа 1848 года своему брату Вильгельму, — то четыре недели тому назад, когда я внес это предложение, мне отчетливо представилось, насколько все это установление неумно и чуждо немцам и что это, видимо, просто подражание французам при Людовике XIV. Но у целой Франции всего один орден, а в Германии, кажется, их развелось чуть ли не двадцать, со множеством оттенков по классам. Это показалось мне несовместимым с достоинством нашего народа».
В той же мере, как единство всех немцев, Якоба Грамма занимали равенство и свобода его сограждан. В своей речи на тему об основных правах граждан, произнесенной в Национальном собрании, он заявил: к его радости, в составленном комиссией проекте «наших основных прав отсутствует подражание французской формуле свобода, равенство и братство». Все люди, это он уже и раньше подчеркивал, по его мнению, равны. Братство — это «религиозное и нравственное понятие, которое содержится уже в Священном писании. Однако понятие Свободы настолько священно и важно, что мне кажется совершенно необходимым поставить его во главе наших основных прав. Так что я предлагаю, чтобы статья I проекта поставлена была второй, а вместо нее в качестве первой была бы включена статья следующего содержания: «Все немцы свободны, и немецкая земля не терпит рабства. Несвободных чужеземцев, на ней пребывающих, она делает свободными».