О своеобразии реализма Гоголя
О своеобразии реализма Гоголя и его вкладе в историю русской литературы написано много. Отметим некоторые особенности этого своеобразия. Уже в одном из первых суждений о характере современной действительности Гоголь стремится постигнуть природу ее конфликтов. В незавершенной статье «Петербургская сцена в 1835-36 гг.» он с иронией писал: «Все изменилось давно в свете. Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место, блеснуть и затмить, во что бы то ни стало, другого, отмстить за пренебреженье, за насмешку. Не более ли
Это ироническое замечание характеризует те конфликтные ситуации, которые выдвинулись на передний план в 30-е гг. XIX века. И понятно, что писатель, стремящийся отразить новое время, должен обнажить социальные пружины общественных коллизий — другими словами, Гоголь говорит здесь об изменившейся природе художественного отвечало трехчастному замыслу «Мертвых душ». И в этом проявляется общечеловеческая устремленность к идеалу, о чем говорил Гоголь в «Заметках о преподавании всеобщей истории»: «Цель всеобщей истории как научной
Она (история) должна собрать в одно все народы мира, разрозненные временем, сличаем, горами, морями, и соединить их в одно стройное целое; из них составить одну величественную полную картину». Таков философско-исторический и эстетический ориентир творческой мысли Гоголя, которым определяется присущий ему ракурс художественного обобщения, широта и емкость образов.
Гоголь проявляет особое внимание к гражданскому облику человека, и это придает реализму писателя остро выраженный социальный характер. Он создал поразительно богатую галерею характеров, отразивших как конкретно-историческую эпоху, так и вобравших в себя обобщающие черты, делающих эти образы общезначимыми, нарицательными.
Принципы реалистического постижения действительности отчетливо выявились и в языке писателя. Гоголь верил в магическую силу слова, его огромную действенную мощь, и в этом он во многом сохранил романтические представления о природе художественного слова. Но эволюция языка Гоголя отражает и развитие реалистических тенденций в творчестве писателя. Яркая изобразительность, поразительная живописность и пластика, «орлиное соображение вещей» сочетается в зрелом Гоголе с пафосом аналитического
Проникновения во всю сложность связей современного мира. Касаясь реалистической сущности языка Гоголя, академик Л. А. Булаосовский писал: «При своих исключительной силы лирических взлетах он остается верен образам земли, низким и пошлым, ее непоэтическим предметам, он не боится называть их, развертывать вокруг них целые картины, отчего взлеты его чувства приобретают какую-то особую мощь, какую-то только ему одному дающуюся исключительную и вместе с тем жизненную силу
— Даже в лирической патетике поэмы «Гоголь остается при всей несомненности ее гиперболизма,- зорким реалистом, знатоком-изобразителем предметов, чувствующим жизнь в ее бытовой конкретности, сочно рисующим схваченные им в комплексе жизнеощущения материальные вещи».
Все многоголосие жизни впитывает слово Гоголя. В высокую патетику лирического слова врывается слово обыденное, несущее в себе прозу жизни. Достаточно вспомнить предостерегающе, осуждающее слово, связанное с образом Плюшкина; «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек? мог так измениться? И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком.»
Огромным было влияние Гоголя на последующую литературу, хотя до сих пор не все линии этого воздействия на последующие поколения писателей осмыслены литературоведением. На целый ряд направлений влияния Гоголя указал известный советский критик А. К. Веронский: «От Гоголя — «орлиное соображение вещей» в русской литературе, преобладание материальности, плоти, красок, языческого преклонения перед жизнью, интимной связи с вещью, с природой, умение изобразить их полно и насыщенно. Это «соображенье» — в стихийности Толстого, в гимнах Достоевского, подлой, но могучей и неистребимой кара-мазовской силе жизни с ее клейкими весенними листочками,- в тяжелой купеческой «существенности» Островского», в жрущих и пьющих пошехонцах, таш-кентцах, в помпадурах и помпадуршах Салтыкова-Щедрина, в чувственной восприимчивости природы у Тургенева, в его лишних людях, детях Тентетникова, Хлобуева, Манилова, в Обломове, Штольце, Ко-станжогло Гончарова, в прекрасной, благородной, но тоже чувственной грусти Чехова, в его хмурых людях; она — в живописности и красочности Горького. в «вещности» Маяковского, в хаосе и в жесте-судороге Андрея Белого, в биологизме и фламандских настроениях советских писателей, в тоске по утраченной юности и свежести Сергея Есенина». Такой богатый спектр влияний — красноречивое доказательство силы и могущества гения Гоголя.
Важно, чтобы и в последующем изучении русской литературы имя Гоголя звучало из уст учителя, потому что в его творчестве — живительные корни ее высших достижений.