Жизнь и творчество писателя Гюстава Флобера

Сын врача, Флобер вошел в литературу как творец объективного романа, в котором автор, по его словам, должен быть подобен Богу — создать свой мир и пойти из него прочь, т. е. не навязывать читателю своей оценки описанного в произведении. Семья будущего писателя литературой не интересовалась, в его окружении ценились лишь сугубо практические знания. Возможно, именно поэтому Флобер уделял так много внимания науке и, будто настоящий медик, «анатомировал» общество, изображая его в своих произведениях. У Флобера поражают раннее духовное развитие

и зрелость соображений о мире. В двенадцать лет он приходил в негодование руанским буржуа, которые готовились встретить короля в своем городе: «Какие же глупые люди, как ограничена толпа!
Суетиться вокруг короля, тратить 30 тысяч франков на торжества, приглашать из Парижа 25 тысяч музыкантов, хлопотать! Ради кого? Ради какого-то короля!. Ах!!! Какие же люди глупые!» Тогда же, в школьные годы, Флобер, как и все его ровесники, ощущал гнетущую тоску и отчаяние, рожденные не только литературной модой, а и политическим тяжелый временем. Позднее Флобер писал, что именно в то время двое его товарищей укоротили себе век, не выдержав паскудства, которое со всех сторон окружало их. Впрочем, они также старались протестовать, создавали тайные политические общества, тем не менее, полнее выражали себя в церкви, где ломали лавы и воспевали «Марсельезу». Мальчишеские затеи отражали непринятие мира гендлярства и практицизма. Будущий писатель мечтал о новой революции, когда власть перейдет к рукам народа, сочувственно писал о восставших лионских рабочих, тем не менее, в его душе также развивался скептицизм, который, наконец, станет краеугольным камнем миропонимания Флобера.
Вся жизнь и творчество писателя были протестом против мира буржуа, которые, по его точному определению, живут, «зажав сердце между собственной лавочкой и собственным пищеварением». Взгляды Флобера сформировались в середине 40-х гг. Подпочвой философских убеждений писателя стали идеи Б. Спинозы: его этика, его пантеизм оказались весьма близкими для Флобера, как и мысль о причинной зависимости всех явлений друг от друга. Причем, фаталистический характер этой зависимости, сформулированной Спинозой, усвоил и Флобер.
Фатализм Флобера — это своеобразный механистический детерминизм. В сознании писателя идеи Спинозы о детерминизме объединяются с мыслями об отсутствии социального развития общества, о кругообразном движении истории, которые высказал итальянский философ Дж. Вико (1668-1744). Так возникает философская теория, которая отбрасывает буржуазный прогресс и ориентируется на духовные возможности личности. При этом презрение к буржуазному обществу и правительству превращается в недоверие и пренебрежение к любому общественному движению, из-за которых, собственно, Флобер не понял и не воспринял революции 1848 г. и Парижской коммуны, хотя и считал себя «скептическим и раздраженным республиканцем».
Свое отношение к Второй империи писатель сформулировал целиком однозначно: «.политическое состояние страны подтвердило мои давние априорные взгляды о двуногом, неоперенном животном, которое я считаю смесью ястреба и индейки» (индейка для французов — олицетворение глупости). Объединение индейки с ястребом свидетельствует о том, что писатель отнюдь не считал современников невинными существами. Безобразному миру буржуа, где «богатство заменяет все, даже уважение» («Лексикон прописных истин»), писатель, казалось, противопоставлял башню из слоновьей кости — поэтический символ романтика А. де Виньи. «Пусть себе Империя утверждается, — писал Флобер, — затворим свои двери, поднимемся на самую вершину нашей башни из слоновьей кости, на верхнюю площадку, по возможности ближе к небу. Правда, там иногда бывает холодно. И следует ли учитывать это? По крайней мере, там ты видишь мерцающие звезды и не слышишь индюков». У Флобера кардинально изменяется представление о счастье, в отличие от его предшественников. Он пишет: «Счастье — обман, а его поиски являются причиной всех жизненных злоключений. Но существует погожий покой, который похож на счастье и даже лучше него». Но покой Флобера преисполнен чрезвычайно активной работой души, напряжением мысли, ведь вечными являются лишь духовные ценности. Он интересовался историей, искусством, медициной, археологией, философией. Стремление писать лишь правду побуждало его исследовать огромный материал. Достаточно сказать, что лишь в процессе работы над последним, незаконченным романом «Бувар и Пекюше» Флобер перечитал свыше 1500 томов.
Сложной была и концепция искусства, которую предложил писатель. Возвеличивая Красоту как основной принцип Искусства (Ф. писал эти слова с прописной буквы), писатель всегда проникался вопросом: «Зачем все это?» Ответ был один: для объяснения человека и мира. «Писатель должен уметь все сделать возвышенным; он похож на помпу, которая достигает недр предметов, их естества, глубочайших русел. Он всасывает и исполинскими снопами выбрасывает к солнцу все то, что скрывала земля, и чего не было видно».
Перед 1850 г. у Флобера появилось неизвестное прежде ощущение изменения исторических эпох. Смерть О. де Бальзака стала для него завершением своеобразного этапа, Флобер воспринимал его как «сильного человека, который дьявольским образом постигал свою эпоху». Но вместе с тем Флобер очень ясно понимал, что настало другое время, вот потому «теперь нужны другие песенки». Что же это за «песенки»? Согласно духу времени, Флобер считал, что материал для искусства есть «во всем и везде», а запрещенных, непоэтических тем больше не существует. Изображая мир, необходимо «все более тесно приближаться к науке».
Наука же предусматривает, с одной стороны, беспристрастность изображения, а с другой — глубину исследования и широту. Именно поэтому писатель, по мнению Флобера, «должен быть созвучным всему и всем, если он хочет понимать и описывать». Литература, как и наука, должна стать не дидактической (дидактизм Флобер считал недостатком), а наглядной. Под наглядностью искусства Флобер понимал новый принцип отображения мира, который он сам называл объективным. Писатель утверждал: «Необходимо писать картины, показывать природу такой, какой она является на самом деле, но картины исчерпывающие, в них нужно показать и лицо, и низ». Стремление к полноте картины мира, правдивого и всестороннего его изображения постоянно звучит в высказываниях Флобера на разных этапах его творчества, начиная с работы над романом «Госпожа Бовари», т. е. с того времени, когда окончательно сформировался его талант.
Принцип безличного, объективного искусства рожденный не отсутствием авторской позиции, а ориентацией на читателя, который активно воспринимает художественное произведение. Об этом Флобер писал в письме к Жорж Санд: «.согласно моим представлениям об Искусстве, художник должен скрывать свои чувства и обнаруживать свое присутствие в произведении в той же мере, в которой Бог проявляется в природе». Но эта «самозатаенность» является результатом напряженного труда писателя, которому необходимо «хорошо подумать», «чтобы хорошо писать». Флобер был убежден в том, что «.чем больше личного в нашем творчестве, тем оно никчемнее».