Под вечер жарчайшего июльского дня, незадолго до захода солнца, уже бро-сающего свои косые лучи, из жалкой каморки «под самой кровлей высокого пяти-этажного дома» выходит в тяжкой тоске бывший студент Родион Раскольников. Так начинается роман Ф. М.Достоевского «Преступление и наказание». Уже в самом на-чале произведения автор показывает нам гнетущую обстановку, которая будет окру-жать героев на протяжении всего действия. С этого момента — без передышки, без покоя и отдыха, в исступлении и в задумчивости, в бреду и страхе — мечется
по пе-тербургским улицам, останавливается на мостах, заходит в грязные распивочные герой Достоевского Родион Раскольников. И все это время мы не перестаем ощу-щать присутствие рядом с ним некоего неживого персонажа — огромного города. Действие романа погружено в эпоху, эпоху, прозванную «железным веком». И не случайно Петербург у Достоевского становится ее олицетворением. Ведь было два Петербурга. Один — город, созданный руками гениальных ар-хитекторов, Петербург Дворцовой набережной и Дворцовой площади, Петербург дворцовых переворотов и пышных балов, Петербург — символ величия и расцвета послепетровской
России, поражающий нас своим великолепием и по сей день. Но был и другой, далекий и неизвестный нам, теперешним людям, Петербург — город, в котором люди живут в «клетушках», в желтых грязных домах с грязными темными лестницами, проводят время в маленьких душных мастерских или в смердящих ка-баках и трактирах, город полусумасшедший, как и большинство знакомых нам геро-ев Достоевского. Первый Петербург был воспет многими поэтами-лириками. Вот, например, бессмертные слова Пушкина о нем: «Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный, Твоих задумчивых сводов Прозрачный сумрак, блеск бездонный, Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады Пустынных улиц и светла Адмиралтейская игла.» А вот как описан Петербург второй, увиденный Достоевским: » На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имею-щему возможность нанять дачу, — все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши». Образ жизни людей из высшего света, «высшего» и роскошного Петербурга характеризуется только одной строкой из пушкинского «Евгения Онегина»: «Полу-сонный в постелю с бала едет он». А людям Петербурга «низшего» приходится до-бывать свой кусок хлеба трудом тяжким, имея одну только радость — горько напить-ся под вечер. Если верить, что все на Земле получает энергию из космоса, то тогда то, как распределил свою долю Петербург между своими обитателями, нельзя сравнить да-же с тем, как делится добычей лев с гиенами: Петербург трущоб как-будто выжат весь в пользу Петербурга дворцов. И это та цена, которую должен заплатить город за свое видимое процветание. Ведь не будь этого несправедливого деления, в среднем, мы получили бы посредственный, серый город, который не смог бы вдохновлять собой писателе и поэтов, окутывая их своей магической философией «двуличности» При всем этом Петербург еще и поразительно замкнут. Живущий в нем «за-крыт от солнца» и от других людей, каждый — своем «шкафу»-каморке. Город болен, и чудовищно больны его обитатели. Сама окружающая обстановка создает у челове-ка чувство безвыходности и озлобления. Она стимулирует возникновение самых не-вероятных и фантастических теорий: » Я тогда, как паук, к себе в угол забился. Я любил лежать и думать». Город — прекрасный материал для раздумий, подталкивает мысль в определенном направлении, и в конце концов заражает человека идеями, больше похожими на бред. Чертой, по которой мы узнаем зараженного «болезнь большого города», является навязчивый желтый цвет. Желтые обои и мебель в ком-нате у старухи, желтое от постоянного пьянства лицо Мармеладова, жел-тая,»похожая на шкаф или на сундук», каморка Раскольникова, желтоватые обои в комнате у Сони, «мебель из желтого отполированного дерева» в кабинете Порфирия Петровича. Эти детали подчеркивают безысходную атмосферу существования глав-ных действующих лиц романа, являются предвестниками недобрых событий. Город, как зловещий демон, ищущий грешные души, опутал все вокруг своими черными сетями, в которые попадают его обитатели. Он как бы отыгрывается на своих жерт-вах, высасывая из них недостающую ему энергию. И в эти мастерски расставленные ловушки попадают герои романа. Мармеладов испивается в грязной распивочной, Раскольников привязан нуждой к старухе-процентщице, Сонечка попала в «когти» Дарьи Францевны,» женщины злонамеренной и полиции многократно известной». Раскольников, совершив свое преступление, пошел не только против человеческой морали и своей совести, он невольно нанес рану и городу, обрубив одно из его щу-палец. И город отомстил ему. задавив свой громадой, заставив страдать во много раз сильнее. Но события помогают Раскольникову, выхватив его из этого озлобленного мира. Он, дитя огромного мрачного города, попав в Сибирь, оказывается в новом для себя мире, вырванным из той искусственной почвы, на которой взросла его страшная идея. Это — иной, доселе неведомый Раскольникову мир, мир вечно обнов-ляющейся Природы. И здесь, вместе с весною, охватывает его «необъятное ощуще-ние полной и могучей жизни». Начинается его новый путь, свободный от своеволия и бунта, путь любви и человеколюбия. И тут мы видим, что каторга — место, предна-значенное по своей сути для ограничения человеческой свободы, оказывается ме-стом более пригодным для свободного проявления человеческой личности, нежели реальная «воля» большого города. Итак, Достоевский показал нам, что появление его героя во многом предо-пределила эпоха. И именно такой, неразрывно связанный с окружающим его миром герой интересен и автору, и бесконечной череде благодарных ему читателей.
