Сочинение по пьесе Чехова «Три сестры»
Чеховская драматургия покорила театральную сцену мира. По словам современных исследователей, «трудно назвать европейскую страну, где не шли бы пьесы Чехова. К Европе присоединилась Америка — вся, с севера на юг; Чехова ставят во многих странах Азии, в Австралии, даже в Африке». Б. Шоу писал: «В плеяде великих европейских драматургов Чехов сияет как звезда первой величины даже рядом с Толстым и Тургеневым».
В пьесе Чехова «Три сестры» чувствуется художественный подтекст и реалистическая символика с их лейтмотивом: все пробуждается
В пьесе сильна реалистическая символика. Символ жизни сестер-мечтательниц — дом. В доме появляется змея в образе Наташи и постепенно
Ирина — благородная девушка со светлыми мечтами о будущем. В семнадцать лет безотчетно радуясь юности и весне, она говорит в начале пьесы: «Скажите мне, отчего я сегодня счастлива? Точно я на парусах, надо мной широкое голубое небо и носятся большие белые птицы». Она полна светлых надежд, но реальная жизнь сильнее устремлений молодой души. Ирина старается найти счастье в труде, но работа телеграфистки не приносит ей никакого удовлетворения, не сбывается также и ее мечта выйти замуж — Тузенбах погиб. Ирина сначала тоскует, а потом невыносимо страдает: «Мне уже двадцать четвертый гоД, работаю уже давно, и мозг высох, похудела, подурнела, постарела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей, прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше, в какую-то пропасть.» Но жить ей все равно надо, и Ирина едет работать в глушь, во имя будущего тех, кто будет жить «после нас».
Плывет по течению жизни и Ольга. Она не хотела становиться начальницей гимназии, но стала ею. Однако работа в гимназии не может заполнить всего ее существования. Безотрадны также судьбы Маши и Андрея. Символ осмысленной, полнокровной жизни для них — Москва, в которой они провели детство, а она недостижима. Единственное, что имеет смысл, убеждаются герои, — работа во имя будущего. Все они осуждают праздность, потому что праздность и скука — то, что убивает человека, превращает его в безразличное и бесполезное существо (это — одна из причин, по которой Чехов удаляет Тузенбаха). Пример такого человека — Чебутыкин, который все перезабыл, и даже Ирина начинает забывать то, что когда-то знала. Как бы там ни было, три сестры, Вершинин и Тузенбах симпатичны автору. Это «светлые личности», благородные люди. Драматург сочувствует их доброте, мягкости, уму, но одновременно слышен и смех Чехова: его герои бескрылы, они неспособны бороться за свое счастье. Эта мысль была непонятна постановщикам пьесы, трактовавшим ее как драму, Чехов же настаивал, чтобы пьеса ставилась как комедия. Комедийность пьесы связана с образами героев, в которых автор видя несоответствие порыва и бездействия, герои смешны в своей беспомощности и неспособности достигнуть исполнения своих мечтаний. Найдут ли счастье три сестры? Чехов не дает прямого ответа на этот вопрос, но в конце пьесы звучит не только грусть, но и надежда и вера в лучшее, несмотря на все жизненные разочарования. Несмотря на то что ничего хорошего, казалось бы, не произошло, все три сестры верят, что их жизнь еще не кончена. Они разъезжаются из своего дома, но жить им хочется. Маша мечтает начать жизнь снова, Ирина едет учительствовать, чтобы отдать свою жизнь «тем, кому она, быть может, нужна». Ольга говорит:
— «.Страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь». Последние слова Ольги «Если бы знать!», относящиеся к смыслу всего того, что делают сестры, вселяют чувство сомнения, неуверенности. Единственное, что может спасти героев Чехова от отчаяния, — это сознание долга и внутренняя сила.
Чехов сочувствует сестрам, вместе с тем осуждая их бездеятельность, смеется над их слабостью. Но комедийное в пьесе вытесняется лирической грустью: судьбы любимых героинь автору действительно не безразличны, именно поэтому лирическое начало снимает комизм. В. В. Ермилов писал: «Комедийная природа пьесы была как будто зашифрована лирикой. Но автор вовсе не хотел зашифровки, — наоборот, он стремился к тому, чтобы Смех был открыто действующим лицом его произведения. И не «вина» автора, а трудность его положения новатора заключалась в том, что самый принцип комического в его творчестве был новым».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)