Мифологические и библейские мотивы в романе И. Тургенева «Отцы и дети»
В любом произведении литературы, созданном, естественно, после Рождества Христова, так или иначе прослеживаются какие-нибудь религиозные, библейские, а вместе с тем и мифологические мотивы.
Почему это происходит? Ведь писатель не всегда говорит именно о взаимоотношениях нашего мира с тем «горним», который мы не в состоянии увидеть.
Такое проникновение религиозных мотивов в светскую литературу происходит потому, что вся наша жизнь подсознательно пропитана христианской культурой, с первых веков принятия христианства Византией
Советское литературоведение умышленно скрывало, а большинство читателей не хотели задумываться об этих христианских идеях. Их действительно нужно видеть, они становятся понятны не сразу.
Так и в романе Тургенева «Отцы и дети» не сразу можно их усмотреть. Действительно, ну что такого христианского в данном произведении? Ну Базаров, нигилист, переживает любовную коллизию, отрекается от своих
Но здесь уместно будет вспомнить притчу о блудном сыне. В конфликте Базарова с отцами видится сходство с притчей, правда, неполное. Блудный сын уходит от отца, забывает свой дом, пережив духовное падение, и, что главное, ему удается подняться, — покаявшись, он возвращается домой. В нашем случае блудный сын уходит от отцов, уходит от того, что называется культурой, которая жила поколениями.
Возвращается ли он? Этот вопрос останется открытым. Будем надеяться, что да.
С другой стороны, в святоотеческих толкованиях притча о блудном сыне понимается как возвращение нас, блудных детей, к Отцу Небесному, так как мы забыли Его из-за наших грехов. Базаров все отрицает. «Как? Не только искусство, поэзию.- но и. страшно вымолвить.» — «Все», — отвечает Базаров. Для Николая Петровича это непонятно, как человек может забывать Бога! Ладно, отрицание искусства, творения человеческих рук, еще можно понять, осмыслить, но отрицать то, что неотрицаемо, — это выше, точнее, ниже Николая Петровича. В данном эпизоде видна та же перефразированная притча. По отношению к Базарову можно вспомнить и миф об Эдипе, который не является библейским, но в нем заключен глубо кий философский смысл. Скитания царя Эдипа, выкалывание себе глаз похожи на скитания и страдания (правда, духовные) Базарова, его духовное самоослепление. В христианстве есть понятие «духовные очи», то есть взгляд человеческой души на мир. И не просто какое-то его понимание, а понимание с точки зрения православного духовного опыта. И вот если у человека не оказывается тех самых «духовных очей», то человек слепнет, спотыкается и падает.
Интересны взаимоотношения Базарова с представителем и той реальности, которую он отрицает, — с отцом Алексеем. Тургенев представляет его как человека либеральных взглядов — в карты играет, даже иногда трубочку покуривает. Сделано это, наверное, для того, чтобы примирить его с Базаровым: автор вывел образ отца Алексея не как пример идеального священника, а именно как «немного нигилиста».
Что же Базаров? «Если он моей тарелки супа не съест, то я с любым человеком могу за столом сидеть». Взгляд нигилиста. Но когда отец Алексей его соборует, то он подсознательно откликается на этот обряд: «Когда святое миро коснулось его груди. что-то похожее на содрогание ужаса мгновенно отразилось на помертвелом лице». Вот здесь Базаров совершенно отрекается от своих принципов — именно тогда, когда над ним происходит церковный обряд.
Но не только в образе Базарова встречаются христианские мотивы.
Вторым центром произведения является образ Одинцовой. Один из критиков говорит о ней как о воплощении беса. Действительно, Одинцова холодна, и холодна не только и не столько в общении с людьми, сколько в душе. У нее холодная любовь, не согретая теплом Христовой любви. Любовь эгоистическая. Она — своеобразная Цирцея, залавливающая в свои сети уставших от жизни путников. Кстати говоря, именно она поцелуем в лоб задувает свечу у смертного ложа Базарова, то есть, задувает своим холодным дыханием жизнь главного героя.
Можно сказать, что в романе «Отцы и дети» библейские мотивы имеют место лишь в связи с Базаровым как с главным проблемным героем.