«Проза» Жолковского
«Проза» Жолковского также вся пронизана «памятью» культуры. В ней нетрудно обнаружить перекодированные пушкинские , лермонтовскую , герценовскую , пастернаковскую , мандельштамовскую и другие цитаты. Наиболее обширно цитируются в «прозе» ficciones Борхеса.
Эстетика симулякров и позволяет беспредельно расширить пространство рассказа, отсылает в различные концы мира-текста, выводит в сферу культурологии.
Постструктуралистско-постмодернистские идеи и концепции, «перепроверяемые» Жолковским, оказываются объектом деконструкции
И в этом Жолковский идет по пути, проложенному известным итальянским ученым-семиотиком и писателем Умберто Эко. В его хрестоматийно-постмодернистском романе «Имя розы» преломлены основополагающие положения семиотики, постмодернистской культурологии. Жолковский указывает на свое знакомство с романом Эко, комедийно обыгрывая его название. «Имя эха» — таков один из первоначальных вариантов заглавия собственной «прозы» писателя.
Во-первых, слова «эха» и «Эко» рифмуются, так что
Кроме того, «эхо-комнате» уподобляет себя Барт в эссе «Ролан Барт о Ролане Барте». Барт и Эко сближаются как ученые, принадлежащие к числу основоположников постструктурализма. Следовательно, в одном слове осуществляется пересечение нескольких смыслов. «Имя эха» у Жолковского — постструктурализм, постмодернизм.
Жолковский придает своему произведению характер тотального иронизирования и самоиронизирования, пародирования и самопародирования. Георгий Косиков замечает: «Иронический дискурс есть дискурс превосходства, предполагающий внепо-ложность всему, что он объективирует» 217, с. 295. Автор иронизирует по адресу профессора 3., профессор 3. иронизирует по адресу Борхеса и Барта , но точно так же — над самим собой.
Достаточно вспомнить один из вариантов заглавия рассказа, изобретаемый профессором 3.: «Борхес в стакане воды». В таком ироническом названии явственно проступает аналогия с метафорой «буря в стакане воды», т. е. содержится, мягко говоря, сдержанная оценка написанного. Однако «буря в стакане воды» — хотя и иронично, но серьезно, а «Борхес в стакане воды» — настолько абсурдно, что только смешно.
Автор не отказывает себе в удовольствии пошутить, поострить, поиграть со словом . Свои филологически-культурологические открытия он хочет преподнести в непринужденной, увлекательной форме, стесняется быть доктральным, надуто-самодовольным, защищается самоиронией. Ирония писателя — легкая, изящная, «то уходящая в глубь текста, едва мерцающая, то всплывающая на поверхность, чтобы кольнуть, будто кончиком рапиры. Ирония и игра Жолковского как бы создают ауру, защищающую рассказ от той невыносимой «серьезности» , которой перекормлена русская литература XX в., не говоря уже о литературоведении. Они способствуют адогматизации сознания читателя не в каком-то конкретном вопросе, а в отношении к миру в целом, «размягчают» окаменевшие смыслы-догмы, делают ум более гибким и мобильным, вовлекают читателей внутрь художественного текста как полноправных его участников.
Множественность смыслов, будто сеть, переплетающихся в «прозе» между собой, делает ее открытой для каждого нового потенциального «соавтора».
Вслед за Абрамом Терцем Жолковский осваивал возможности, открываемые литературой-литературоведением, вводил в произведения постструктуралистский дискурс.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)