«Пора вам знать: я тоже современник»
Осип Эмильевич Мандельштам создатель и виднейший поэт литературного течения акмеизма, Друг Н. Гумилева и А. Ахматовой. Но несмотря на это, поэзия О. Мандельштама недостаточно хорошо известна широкому кругу читателей, а между тем в творчестве этого поэта как нельзя лучше отражено дыхание времени. Его стихи прямолинейны и правдивы, в них нет места цинизму, ханжеству, лести.
Писал, как чувствовал это про Мандельштама.
Именно за нежелание уподобляться поэтам-конъюнктурщикам, воспевающим и прославляющим Советсткую власть и лично товарища
Осип Мандельштам родился в Варшаве, детство и юность его прошли в Петербурге. Позднее, в 1937 г., Мандельштам о времени своего рождения напишет:
Я родился в ночь со второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году…
Здесь в ночь содержит в себе зловещее предзнаменование трагической судьбы поэта в XX в. и служит метафорой всего XX в., по определению Мандельштама века-зверя.
Воспоминания Мандельштама о детских и юношеских годах
Из омута злого и вязкого
Я вырос, тростинкой шурша,
И страстно, и томно, и ласково
Запретною жизнью дыша.
Эти строчки из стихотворения Мандельштама Из омута злого и вязкого. Запретною жизнью это о поэзии.
От матери Мандельштам унаследовал обостренное чувство русского языка, точность речи. Первый сборник поэта вышел в 1913 г., издан он был за свой счет. Предполагалось, что он будет называться Раковина, но окончательное название было выбрано другое Камень. Название вполне в духе акмеизма. Камень природный материал, прочный и основательный, вечный материал в руках мастера.
У Мандельштама камень являет собой как бы первичный строительный материал духовной культуры.
В стихотворениях этой поры чувствовалось мастерство молодого поэта, умение владеть поэтическим словом, использовать широкие музыкальные возможности русского стиха
Первая половина 20-х гг. ознаменовалась для поэта подъемом творческой мысли и приливом вдохновения, однако эмоциональный фон этого подъема окрашен в темные тона и соединяется с чувством обреченности:
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит…
В стихах 20-х и 30-х гг. особое значение приобретает социальное начало, открытая авторская позиция.
В 1929 г. он обращается к прозе, пишет книгу, получившую название Четвертая проза. Она невелика по объему, но в ней сполна выплеснулась та боль и презрение поэта к писателям-конъюнктурщикам , которые долгие годы разрывали душу Мандельштама. Четвертая проза дает представление о характере самого поэта импульсивном, взрывном, неуживчивом Мандельштам очень легко наживал себе врагов, потому как всегда говорил, что думал, и своих суждений и оценок не таил. Практически все послереволюционные годы Мандельштам жил в тяжелейших условиях, а в 30-е гг. в ожидании неминуемой смерти.
Друзей и почитателей его таланта было немного, но они были.
Осознание трагизма своей судьбы, видимо, укрепляло поэта, давало ему силы, придавало трагический, величественный пафос его новым творениям. Этот пафос заключается в противостоянии свободной поэтической личности своему веку веку-зверю. Поэт не ощущал себя перед ним ничтожной, жалкой жертвой, он осознает себя равным:
…Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей.
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей,
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
Искренность Мандельштама граничила с самоубийством. В ноябре 1933 г. он написал резко сатирическое стихотворение о Сталине, которое начиналось строчками:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца…
По свидетельству Е. Евтушенко: Мандельштам был первым русским поэтом, написавшим стихи против начинавшегося в 30-е годы культа личности Сталина, за что и поплатился. Как ни удивительно, приговор Мандельштаму был вынесен довольно мягкий. Люди в то время погибали и за гораздо меньшие провинности. Резолюция Сталина всего лишь гласила: Изолировать, но сохранить, и Осип Мандельштам был отправлен в ссылку в далекий северный поселок Чердынь.
После ссылки ему запретили проживать в двенадцати крупных городах России, Мандельштам был переведен в менее суровые условия в Воронеж, где поэт влачил нищенское существование.
Поэт попал в клетку, но он не был сломлен, он не был лишен внутренней свободы, которая поднимала его надо всем даже в заточении:
Лишив меня морей, разбега и разлета
И дав стопе упор насильственной земли,
Чего добились вы
Блестящего расчета:
Губ шевелящихся отнять вы не могли.
Стихи воронежского цикла долгое время оставались неопубликованными. Они не были, что называется, политическими, но даже нейтральные стихи воспринимались как вызов. Эти стихи проникнуты ощущением близкой гибели, иногда они звучат как заклинания, увы, безуспешные.
После воронежской ссылки поэт еще год провел в окрестностях Москвы, пытаясь добиться разрешения жить в столице. Редакторы литературных жур — налов боялись даже разговаривать с ним. Он нищенствовал. Помогали друзья и знакомые: В. Шкловский, Б. Пастернак, И. Эренбург, В. Катаев, хотя им и самим было нелегко.
Впоследствии Анна Ахматова писала о 1938 г.: Время было апокалиптическое. Беда ходила по пятам за всеми нами. У Мандельштамов не было денег. Жить им было совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами.
В мае 1938г. Мандельштама снова арестовывают, приговаривают к пяти годам каторжных работ и отправляют на Дальний Восток, откуда он уже не вернется.
Смерть настигла поэта в одном из пересыльных лагерей под Владивостоком 2 декабря 1938 г. В одном из последних стихотворений поэта есть такие строчки:
Уходят вдаль людских голов бугры,
Я уменьшаюсь там меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы
Воскресну я сказать, что солнце светит.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)