История создания поэмы «Василий Теркин»
Время сохранило удивительный документ тех лет — дневниковую запись Бертольта Брехта, сделанную в дни разыгравшейся на родине Твардовского трагедии: «И день и ночь на заснеженных полях под Смоленском бушует бой за достоинство человека»1. Как это просто и точно: «за достоинство человека».
Так случилось, что возвращение к Теркину совпало с внутренней необходимостью написать о том, что вдруг ворвалось в душу, обострило чувство сыновней любви к Родине, и в рабочих тетрадях появляются строки, строфы иного размера, нежели «теркинский»
«Художественное хочется, но не начинаю, потому что нет такого, что бы приспичило, такого, что не могу не писать», — отметил в дневнике Лев Толстой б декабря 1908 года.
«Такого, чтобы приспичило», не было и у Твардовского, пока не было, а «к столу» призывно звал Теркин: к читателю исправно приходили новые главы. Лето 1943 года решительно повернуло весь ход войны, оно стало не только летом значительных побед, но оказалось переломным для автора «Теркина» войска Западного
Тесно, как в купе вагона.
«Здесь жила несчастная колонна, — написано на белой голландской печи, высоко поверху на уровне второго яруса нар. — Дорогие бойцы, освобождайте нас…».
Это первая горькая встреча с родной Смоленщиной, встреча — пусть заочная — с теми, кого угнали в плен. Продвигаясь вдоль фронтовых дорог, войска то и дело встречают движущихся им навстречу из немецкого плена девушек и женщин, они идут большими волнами, не веря еще тому, что можно громко говорить, можно отдохнуть, где тебе вздумается, идут жители Смоленщины: всходненские, знаменские, темкин-ские, ярцевские… Они еще не знают, что ждет их в родных местах, как ужасающе выглядят родные пепелища, — война немилосердно расправилась с «родиной малой», но ощущение свободы придает им силы.
Эти строки встречают всех проезжающих и приезжающих — с мая 1978 года они высечены на мемориальной доске на здании вокзала. Можно представить, что испытал поэт тогда, в те незабываемые сентябрьские дни. Всего каких-то 11 километров… и : «Войска Западного фронта, продолжая наступление, успешно форсировали реку Днепр и после упорных боев 25 сентября штурмом овладели областным центром — Смоленск».
Каким увидел Твардовский город своей юности, мы прочтем в его очерках «На родных пепелищах», «Год спустя» и поэтическом цикле «В Смоленске» — это было удручающее, горестное зрелище — все порушено, поругано, обезображено.
«Литературное произведение, — пишет Д. С. Лихачев, — распространяется за пределы текста. Оно воспринимается на фоне реальности и в связи с ней. Город и природа, исторические события и реалии быта — все это входит в произведение, без которых оно не может быть правильно воспринято. Реальность — как бы комментарий к произведению, его объяснение».
Но добавим, и произведение написать без всего этого невозможно. События лета — осени 1943 года стали той исторической правдой, которая вернула Твардовского к «песне», задуманной студеной зимой 1941/42 года.
После освобождения родных мест около трех месяцев редакция «Красноармейской, правды» находилась на станции Колодня, и поэт жил у родных в Смоленске. Тут-то и началась интенсивная работа над поэмой, которую «в себе берег, Про будущее прочил», а фактически не забывал «весь этот срок» в ожидании «какой-то встречи, вести». И вот наступило то самое время, когда и встреч и вестей было предостаточно, конец 1943-начало 1944 года полностью отданы им новому произведению.
Внимательный читатель заметит, что в публикациях «Теркина» наступил длительный перерыв — вернулся к нему поэт лишь в феврале 1944 года.
6 ноября в газете «Красноармейская правда» появилась «первая ласточка» — отрывок, озаглавленный «Россия» с подзаголовком «Из поэмы». И лад, и. склад, и, главное, содержание — все говорит о том, что это первоначальное воплощение замысла, возникшего «в года, когда зимой студеной, война стояла у ворот столицы осажденной…».
Не стану долго задерживать ваше внимание на этом отрывке, не вошедшем в канонический текст поэмы, но ознакомиться с ним все же нужно. Сделать это очень легко: с 1947 года после некоторой правки Твардовский включает его во все сборники как самостоятельное стихотворение — «Огонь».
Но развивающиеся события еще не давали необходимого материала, чтобы завершить «песню» в начатой тональности.
Поэт не «наступает на горло собственной песне», а продолжает жить этим замыслом, жить «всеми слоями сознания — и тем, что обозначается собственно сознанием, и теми высшими его состояниями, которые определяются термином «озарение» . Вероятно, некое «озарение» и изменило весь ход повествования.
Каждый талантливый писатель прежде всего сын своего народа и своей эпохи. Ярчайший пример тому все творчество Твардовского. Буквально через месяц после появления первого отрывка «из поэмы» в корне меняется весь ход повествования.
Теперь это уже не широкое полотно военных действий, а лирический рассказ о муках простой русской семьи, горестях и бедах, выпавших и на долю воинов, одетых «в справедливую шинель бойца», их родных и близких.